Блез Паскаль: вероятность веры. Блез Паскаль и его знаменитое «Пари Почему выгодно верить в бога закон паскаля

Если бы наука неумолимо отводила человека от Бога, в мире не было бы ни одного верующего ученого. И если бы наука неумолимо приводила человека к Божиему страху и поклонению Уму Высочайшему, в мире не было бы ни одного серьезного ученого, который бы не молился и не лил слезы над Евангелием.

Вместо этого видим в истории и современности два великих множества мыслителей и ученых. Одно множество состоит из тех, кто в ученую еду добавляет соль веры, а другое множество – преснопитающееся. Это те, кому Бог не нужен ни в быту – как Помощник, ни в науке – как гипотеза (см. диалог П.-С. Лапласа с Наполеоном). Не важно, в каком множестве наблюдается численный перевес. В таком деле пара лишних голосов не изменит главного вывода, ибо оба множества по числу велики. А главный вывод заключается в том, что наука не приводит к вере и не уводит от нее. Она может помочь, подтолкнуть как в одну, так и в другую сторону, но суть дела не в ней. Есть что-то другое в человеке, отличное от анализирующего ума, где, собственно, зарождается и зреет вера.

Б. Паскаль говорил, что у сердца есть иная логика, отличная от логики познающего ума. Этот же самый чудный Паскаль говорил, что Бог приходит к человеку не как Бог философов и ученых, а как Бог Авраама, Исаака и Иакова.

Люди, подобные Паскалю, драгоценны. Они нужны хотя бы для того, чтобы выбить картонную шпагу у спорщика-атеиста, когда тот мотивирует свое неверие банальным выпадом «наука доказала». Какая наука? Что доказала? Паскалю вот не доказала. Более того, Паскаль при помощи математической вероятности доказал необходимость веры во Христа. Если смысл жизни состоит в стремлении к благу и бегстве от страданий и если наука призвана обеспечить или приблизить человеческое счастье, то верить во Христа разумно и необходимо, а не верить в него – безумно и опасно. Смотрите сами.

Допустим, верующий человек ошибся. Что же он потерял? Ничего. Он жил, подобно прочим людям, ел, пил, работал, отдыхал. Он только старался соблюдать нравственный закон, за что его, возможно, уважали окружающие. Потом он умер, и – все. То есть в случае, если он ошибся. Он распался на первоэлементы, и, как говаривал О. Хаям, «Эти горсти песка под ногами у нас / Были прежде зрачками пленительных глаз».

Но что будет, если он не ошибся? Тогда его ожидает слава, Царство, содружество ангелов, знакомство с лучшими людьми мира, лицезрение Христа, ликование, мир души.

Теперь взглянем на человека неверующего. Что выиграл он, проведя в жизнь последовательно свое мировоззрение? Он не мучил себя постами и посещением долгих служб. На грехи, совершенные плотью, смотрел как на закон природы. Он не хотел смиряться перед Богом, более того, хотел гордиться славным именем человека. Но смиряться приходилось перед начальниками и перед обстоятельствами жизни. Великих дел, конечно, не совершил, но пожил в свое удовольствие. Правда, и оно, удовольствие, было изменчивым. Болезни и возраст, несовпадение желаемого и действительного, бытовые конфликты отравили большую часть возможного счастья. Но в атеизме своем человек остался тверд. И вот теперь он умер, чтобы исчезнуть. Как же он удивится, когда исчезновение убежит от него, а краски мира, наоборот, станут ярче! Что он выиграл бы, исчезнув? Ничего. Он не только не выиграл бы ничего в сравнении с верующим человеком, но даже в сравнении с домашней собакой он бы тоже ничего не выиграл, а скорее бы проиграл.

А вот потеря его (в случае, если он не прав) окажется большей, чем вынести возможно. Потеря будет такова, что невольно возопишь от отчаяния и заскрежещешь зубами. Так и сказано: «Будет плач и скрежет зубов».

Итак, из двух вариантов «верить – не верить» лучше верить. Ничего не утратишь, зато выигрыш может стать невообразимым. Все равно что играешь в рулетку на миллион большим количеством подаренных фишек. Это говорит банальный математический расчет.

И наоборот. Атеист ничего не выигрывает, становясь пищей червя и тления. Но уж если проиграет, так проиграет колоссально.

Вывод: отсутствие Бога наука доказать не в силах. Напротив, адепты неверия не знакомы с элементарными законами правильного мышления. Так пусть тогда на науку не ссылаются. Так бы и говорили: «Не верю, потому что сердце черствое», «суета заела», «боюсь к Богу глаза поднять». Это было бы честно, и, значит, это был бы шаг к будущему покаянию и исповеданию. А так – «наука доказала…» Стыдно должно быть.

Есть Аристотелева логика, не допускающая противоречий. С ней не суйся туда, где чудо. Например в область Евангелия. Там Дева рождает Сына и остается Девой. Там Бог воплощается, мертвые воскресают, пять хлебов питают пять тысяч людей. Очевидно, какой-то иной мир вошел в «этот» мир, и законы иного мира «потеснили», мягко отодвинули привычную неизменяемость жизни. Жили себе люди, жили, и параллельные прямые у них никогда не пересекались. Бог на небе, мы на Земле, Эвклид прав: параллельные прямые не пересекаются. Как вдруг страничка перевернулась и началась геометрия Лобачевского. Не то что прямые пересеклись – Бог сошел на землю. Два мира соединились нераздельно, но и неслиянно. И привычные законы мира стали отступать, показывая, что «Царь не от мира сего» находится рядом.

Есть такая наука, которая бы мыслила дерзновенно, вопреки видимому миру? Есть. Это – математика. Она же – царица науки. У нее сплошь и рядом под руками вещи умные, которые не пощупаешь. Никто из нас не видел и не увидит ноль. «Ничто» не вообразимо и не изобразимо. А математика оперирует нолем привычно, как хозяйка – иголкой и ниткой.

Стоит заговорить о бесконечности, как начинаются чудеса. Любой математик на пальцах вам докажет, что в бесконечности часть множества равна целому, что бесконечная прямая – это окружность с бесконечным радиусом. И наоборот, окружность с бесконечным радиусом – это бесконечная прямая. Это даже я мог бы доказать. И значит, стоит нам ввести в науку один из атрибутов Бога – бесконечность, как тут же мы способны вести разговор на языке науки, очень близком к языку веры. Уже стираются с лица улыбки скептиков при разговоре о том, что в Боге одна природа и три Личности. Да, господа. Аристотель остался за дверью, а мы входим в святилище мысленных созерцаний, где никто не удивляется ни Богочеловечеству, ни Приснодевству, ни единству Троицы. Вернее, удивляется, но не отрицает, а созерцает.

Так мешает ли наука верить? Можно ли кухонным ножом убить? Можно ли микроскопом колоть орехи? Все это возможно при жизненном векторе, направленном не туда. Разум, как счетная машинка, будет послушно проводить вычисления как в безгрешных, так и в воровских схемах. Важно, чтобы разум был управляем сердцем, у которого (по Паскалю) своя собственная логика. И важно, чтобы это сердце молилось. Тогда бояться будет нечего. Вернее, есть чего, всегда есть. Но основания для страха будут (выразимся математически) стремиться к нулю.

Это предложенный математиком и философом Блезом Паскалем полушуточный аргумент для демонстрации рациональности религиозной веры. Это фрагмент размышлений, содержащийся в посмертно изданной работе «Мысли о религии и других предметах» (фр. Pensees sur la religion et sur quelques autres sujets , в переводах на русский язык название часто сокращают до «Мысли»), написанной в 1657-1658 годах.

Суть рассуждений

Паскаль для обоснования внутреннего отношения к религии предложил воспользоваться теорией игр, основанной на теории вероятностей. Он рассуждал:

"Бог есть или нет. На которую сторону мы склонимся? Разум тут ничего решить не может. Нас разделяет бесконечный хаос. На краю этой бесконечности разыгрывается игра, исход которой неизвестен. На что вы будете ставить?"
На что делать жизненную ставку - на религию или на атеизм? Для поиска ответа Паскаль предположил, что шансы существования или отсутствия бога примерно равны или, по крайней мере, конечны.
Тогда возможны два варианта:

1. Жить без веры крайне опасно, так как возможный «проигрыш» в случае существования бога бесконечно велик - вечные муки. Если же его не существует, то цена «выигрыша» невелика - безверие нам ничего не даёт и от нас ничего не требует. Реальным выигрышем атеистического выбора будет уменьшение расходов на размер затрат на религиозные обряды.

2. Жить по канонам веры неопасно, хотя и чуть более затруднительно из-за постов, всяческих ограничений, обрядов и связанных с этим затрат средств и времени. Цена «проигрыша» в случае отсутствия бога невелика - затраты на обряды. Зато возможный «выигрыш» в случае существования бога бесконечно велик - спасение души, вечная жизнь.

В соответствии с теорией игр, при принятии решений в пользу одного из вариантов действий (ставок, событий), которые происходят с разной вероятностью, для сравнения и количественной оценки нужно возможный приз (выигрыш, премию, результат) умножить на вероятность этого события. Какова же оценка рассматриваемых вариантов?

1. При умножении пусть даже большой вероятности, что бога нет, на небольшую ценность приза получается величина возможно и большая, но всегда конечная.

2. При умножении любой конечной, даже очень маленькой, вероятности, что бог окажет человеку милость за его добродетельное поведение на бесконечно большую ценность приза получается бесконечно большая величина.

Паскаль делает вывод о том, что второй вариант предпочтительнее, что глупо хвататься за конечные величины, если можно приобрести бесконечные:

"Чем вы рискуете, сделав такой выбор? Вы станете верным, честным, смиренным, благодарным, творя­щим добро человеком, способным к ис­кренней, истинной дружбе. Да, разумеется, для вас будут заказаны низменные наслаждения - слава, сладострастие, - но разве вы ничего не получите взамен? Говорю вам, вы много выиграете даже в этой жизни, и с каждым шагом по избранному пути все несомненнее будет для вас выигрыш и все ничтожнее то, против чего вы поставили на несомненное и бесконечное, ничем при этом не пожертвовав".

Главным делом своей жизни французский ученый Блез Паскаль считал защиту христианской веры. После него осталась огромная разрозненная рукопись. Уже 440 лет разные издатели предлагают совершенно непохожие способы ее прочтения. Только в 2009 году у нас в стране были подготовлены два разных издания его знаменитых «Мыслей». Современник трех мушкетеров, изобретатель общественного транспорта и счетчика такси, религиозный философ, гений, до сих пор оставшийся загадкой.

Когда даже мухи стучат

Как юного Будду пытались оградить от вида смерти, а нынешних школьников — от ОПК, так Этьен Паскаль, отец будущего великого ученого Блеза Паскаля, скрывал от него математику. Прятал ученые труды и заставлял своих друзей в разговорах обходить треугольники молчанием. Сам Этьен в этой модной в начале XVII века теме имел репутацию профессионала, даже открыл кривую, названную в его честь «улиткой Паскаля». Но кривые укрощал исключительно в качестве хобби, хватало в жизни и более обыкновенных забот.

Он распутывал в суде налоговые дела, был правоверным католиком, растил без жены и учил без учителей двух дочерей и сына. Математика требует напряженной сосредоточенности, что полагали опасным для здоровья болезненного Блеза, в год пережившего что-то вроде клинической смерти. По словам сестры, отец объяснил Паскалю только, что математика — это «умение строить правильные фигуры и находить пропорции между ними».

Запасшись мелом и придумав собственные термины: окружность — колечко, прямая — палочка, мальчик тайком от всех принялся сам изучать свойства фигур. Когда отец, наконец, заметил, что сын целыми днями что-то чертит на полу, и поинтересовался, чем тот занят, то вдруг обнаружил, что Блез втихомолку без чьей-либо помощи разработал почти всю геометрию Эвклида.

Табу пришлось снять. К 16 годам Блез продвинулся дальше и отца, и Эвклида, ему открывались горизонты тогда еще неизвестной дисциплины — проективной геометрии… Поначалу успехи Блеза затмевала слава его младшей сестры Жаклин, чьи стихи вдруг стали пользоваться популярностью при дворе. К восхищению публики девушка относилась спокойно, а когда оспа изуродовала ее лицо, даже написала рифмованное благодарение Богу, называя оспинки хранительницами невинности.

Но главное, чего добились Паскали-вундеркинды в ранние годы, — спасли своего отца от Бастилии. Он был замечен среди протестующих против новых поборов правительства, из-за чего долго скрывался от ареста. Неожиданно Ришелье его простил, растроганный выступлением Жаклин в дворцовом спектакле и напоминанием о юном Блезе, который обсуждал геометрические задачи вместе с ведущими математиками Европы. Этьена Паскаля назначили на должность столь же высокую, сколько и опасную, — интенданта (в его обязанности входил и сбор дани) в Нормандии, обглоданной налогами и в любой момент готовой полыхнуть бунтом. Поди пойми — наградили или наказали?

Хитроумный был век. Суеверие странно смешивалось с рационализмом. Королева Анна Австрийская не говорила в присутствии мух, считая, что они могут передавать услышанное кардиналу. Декарт запрещал указывать дату своего рождения, чтобы не давать кому попало возможность через составление гороскопа получить доступ к сведениям о его характере. В трактатах писали, что животные — это просто машины, с пока не изученным до конца принципом действия. И примерно так же, как на запущенную и оставленную без присмотра супермашину, смотрели и на всю Вселенную.

Позднее Паскаль заметил: «Не могу простить Декарту, что он пытается обойтись без Бога, он не мог избежать того, чтобы заставить Бога дать щелчок и привести мир в движение; после этого ему с Богом делать нечего». Но в молодости властитель умов Декарт был для него старшим другом, с которым легко говорилось о самых сложных материях, и соперником, с которым приходилось спорить за приоритет в том или ином открытии.

Так, после того, как Паскаль обнародовал описание своего эксперимента, доказавшего, что воздух имеет вес, и ввел понятие атмосферного давления, Декарт объявил себя автором этой идеи. Паскаль опроверг притязания — не из честолюбия, которым и в молодости не отличался, а из любви к истине. Эксперимент имел здесь решающее значение, а Декарт никогда не занимался постановкой опытов. Он был теоретиком, мастером свести сложное к простому. А Паскаля, имевшего столь же отточенный ум, отличало еще и незаурядное пространственное воображение, позволявшее, помимо прочего, придумывать самые навороченные механизмы.

Например, чтобы помочь своему отцу, чья новая должность потребовала бесконечных подсчетов, Паскаль изобрел арифметическую машину, прапрабабушку современных компьютеров (по ее принципу и сейчас работают счетчики в такси). Металлических дел мастера долго не понимали, что от них хотят, но, когда под руководством Паскаля машина была создана и произвела невообразимый фурор, главный из мастеров — часовщик — объявил себя изобретателем этой диковины. Однако сколько он ни пробовал сделать еще одну машину без участия Паскаля, ничего не получалась.

Против ордена иезуитов

Действие мушкетерской эпопеи Дюма хронологически укладывается в даты жизни Паскаля, но он не промелькнул в ней даже шутовской тенью. Он не был неизвестен, но умел держаться отшельником и жить по своим историческим часам. Когда Францию перетряхивала Фронда, восстание против королевы и Мазарини («Двадцать лет спустя»), Паскаль осудил восставших и продолжал обдумывать эксперименты с барометром и другие маленькие задачи, решениями которых мир пользуется до сих пор. Например, теория вероятности основана отчасти на статье Паскаля о том, как распределить между игроками в кости деньги, поставленные на кон, если игра внезапно прервалась.

Теории вероятностей Паскаль позже нашел и миссионерское применение, что до сих пор вызывает бурные споры. Биография этого затворника вместила больше громких сражений, чем выдуманная жизнь прославленных дуэлянтов. Шпага Паскалю не понадобилась, но когда он стал выпускать свои «Письма к провинциалу», пораженными себя объявили орден иезуитов, почти вся верхушка Франции, а потом и папский престол.

На основе цитат из иезуитов Паскаль доказал, что последователи ордена, чья власть распространилась почти на весь мир, не имеют ничего общего с христианством, потому что оправдывают практически любой порок. Разоблачения Паскаля взорвали Францию, письма расходились немыслимыми по тем временам тиражами, даже романами не зачитывались так, как этими остроумными рассуждениями. Авторство приходилось скрывать, да и сам автор был вынужден то и дело менять места жительства. Сборник всех писем представительная судейская коллегия приговорила к аутодафе — правда, при исполнении приговора сожгли какую-то ни в чем не повинную книгу, все члены суда отказались предоставить для казни личные экземпляры крамольного сочинения.

В конце концов, объяснения потребовали и от иезуитов. Как те ни тщились оправдаться, уже после смерти Паскаля Ватикан осудил их казуистику, разгромленную в «Письмах к провинциалу».

Откровение в подкладке сюртука

Английский философ Бертран Рассел как-то сказал, что если бы по каким-либо причинам было убито сто персон XVII века, то современный мир просто не существовал бы. Паскаль — из этого числа, даже из первой десятки. Невозможно в популярной статье обозреть все его научные открытия. Расскажем только о самом последнем, почти случайном. Как-то, мучась от зубной боли, Паскаль, чтобы отвлечься, стал решать разные математические проблемы, связанные с циклоидой — это кривая, которую чертит гвоздь, вбитый в обод катящегося колеса. Получившиеся благодаря зубной боли выводы восхитили математиков своим изяществом. Эти решения до сих пор используют при проектировке всех механизмов с вращающимися деталями, более того, из метода, которым Паскаль их нашел, выросло дифференциальное и интегральное исчисление, математический каркас современного естествознания. Это был прощальный вклад Паскаля в прикладную науку. К тому времени его уже давно волновали куда более существенные проблемы.

Старшая сестра Жильберта вспоминала, что Блез был глубоко верующим человеком с ранней молодости. Однако он не кричал о вере, носил ее в себе. Да, был трехлетний период в его жизни после смерти отца, когда религия отступила на задний план. Обострились болезни, мучившие Паскаля с детства, и врачи предписали ему оставить ученые занятия и превратиться в светского человека, чтобы развеять себя салонной болтовней. Паскаль так увлекся лечением, что в какой-то момент стал во всем походить на идеал европейской знати — галантного человека, приятного во всех отношениях, способного говорить обо всем, ни во что не углубляясь. Но быстро понял: завсегдатаи салонов готовы на что угодно, лишь бы не заглядывать в себя. Одни тратят жизнь на карты, другие — во главе с королем — днями гоняются за зайцем, на которого и не взглянули бы, если бы его предложили даром. Паскаль обрывает светские связи, чаще ходит на церковные службы, почти наизусть выучивает Евангелие.

Окончательный переворот в его сознании произошел внезапно — в ночь на 24 ноября 1654 года. После смерти Паскаля в подкладке его сюртука нашли необычный документ. Исследователи называют его «Мемориал» или «Амулет Паскаля». Сестры ученого опознали бумагу, которую он часто перечитывал. Главный современный российский паскалевед, доктор филологических наук Борис Тарасов считает, что это сделанная с честностью и внимательностью ученого запись то ли некоего видения, то ли очень сильного переживания, длившегося два с половиной часа: «…ОГОНЬ…Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, а не Бог Философов и ученых… Бог Иисуса Христа…»

Почему не действуют социальные реформы

Через три года Паскаль засел за главный труд свой жизни, писать его философ намеревался десять лет. Он хотел дать все возможные доказательства истинности христианской веры. Но поработать больше года с половиной не позволили болезни и смерть. Рукопись обнаружили после похорон автора и уже более трех столетий публикуют под названием «Мысли». Записки Паскаля не похожи на солидный труд утомленного миром мудреца, вроде Монтеня или Ларошфуко. Это сборник интеллектуальных проблем: лезвия парадоксов, бусинки загадок, книги, сжатые до абзаца, и абзацы, которые в сознании читателя распрямляются, подобно логическим пружинам. Такое впечатление, что разрозненная рукопись Паскаля — это еще одно изобретение, оставленное им человечеству. Куски из этого невероятного сочинения невозможно просто уложить в сознании, они начинают жить своей собственной жизнью.

«Паскалевский оригинал — это были такие связки карточек — называется “Апология христианской религии”. Позднее под влиянием просветителей и Вольтера этот труд, чтобы затушевать его религиозный характер, стали называть “Мыслями”, — рассказывает Борис Тарасов, автор книг “Паскаль” в серии ЖЗЛ и “«Мыслящий тростник». Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских писателей и философов” (в конце этого года выходит 2-е издание). — Большей частью “Апология” обращена к тем, кто теряет веру в Бога. Кто верит, как Дон Жуан, которого спрашивают: “Во что ты веришь?” А он отвечает: “Что дважды два — это четыре, а четыре и четыре — это восемь” — “Значит, ваша религия математика” – “Да, математика”».

Например, в знаменитом фрагменте «Пари» Паскаль доказывает необходимость веры в Бога с помощью теории вероятностей. Он предлагает рассуждать примерно так: верующий человек, жертвуя некоторой частью земных благ, надеется приобрести вечность, то есть, поставив на кон конечную сумму, получает шанс на бесконечный выигрыш. Атеист, хоть и оставляет себе то, что жертвует верующий, имеет нулевой шанс на то, чтобы выиграть вечность. С точки зрения теории игр тактика атеиста бессмысленна.

«Некоторые исследователи протестуют: разве можно доказывать математически то, что связано с жизнью сердца, с откровением? Но Паскаль и сам прекрасно все это понимает, — считает Борис Тарасов. — Тем не менее есть такие люди, которые еще не углубили жизнь своего сердца, к ним-то и обращены подобные математические аргументы. Эта книга по сути миссионерская. Она была рассчитана на людей, с эпохи Возрождения надеявшихся, что человек своими собственными силами, без Бога, не обращая внимания на фундаментальную двойственность человека — сочетание в нем высшего и низшего, достигнет блага, истины, справедливости. На самом же деле человек, освободившись от Бога, оказался в плену собственной греховной природы. И вместо того чтобы, внутренне углубившись, с нею бороться, оказался в ее плену».

В огромном количестве фрагментов Паскаль, великий ученый, доказывает ограниченность научного метода и вообще разума. «Мы не можем проверить и вычислить любовь, ненависть, зависть, красоту и многие другие важные явления жизни, которые и составляют ее сущность, — объясняет Борис Тарасов. — Паскаль вводит понятие воображения или “обманывающих сил”, действующих в человеке помимо разума, воли, заставляя его во что-то верить. Скажем, щеголь или нищий на ваше воображение действуют не в зависимости от того, какие они люди: умные ли, добрые ли. Помпа вокруг какого-нибудь полководца затмевает для вас его реальную личность.

В этом и проявляется нищета человеческого существования по Паскалю: обманывающие силы заставляют вас делать выбор помимо разума. Разум сам по себе ограничен: он не может познавать целое, не зная частей, и не может познавать части, не зная целого. И он ограничен этими обманывающими силами: воображением, себялюбием. Внимание к этим текучим, неуловимым “обманывающим силам” очень важно для понимания того, что реально происходит в жизни. Такого знания не дает ни математика, ни эксперименты. Надо помнить о нищете научного метода, чтобы реально что-то изменять в жизни. Всякие социальные реформы, изменения политических систем, учреждений ничего не меняют во внутреннем человеке и даже, может быть, усугубляют эту нищету — червя и раба в человеке. Благодушные и великодушные разговоры о цивилизации, прогрессе остаются утопическими, а действует этот внутренний человек: слабый, завистливый, гордый, тщеславный, честолюбивый. Здесь центр, здесь надо изменять — это один из уроков Паскаля».

«Помогать бедным бедно…»

«Социальные институты, по “Апологии”, имеют значение, только когда они опираются на высшего, а не низшего человека. Паскаль говорил, что надо “помогать бедным бедно”, то есть не кричать об этом, тихо помогать», — рассказывает Борис Тарасов. Сам Паскаль всю жизнь подавал тем, кто у него просил, хотя не был богат.

«Нужно быть слишком жестоким, чтобы не лишить себя бесполезных удобств и лишних нарядов», — замечал он. После его смерти стала известна история одной 15-летней девушки, которая, потеряв родителей, только вышла на улицу просить милостыню, как привлекла внимание случайно проходившего мимо Паскаля. Ученый расспросил девочку о том, что с ней случилось, после чего нашел священника и добрую женщину, ставших ее опекунами, оплатил ее содержание и учебу. Он старался сделать это анонимно, но священник посчитал, что такой пример может быть поучительным, и провел собственное расследование, чтобы узнать имя того, кто спас девочку от улицы.

Паскаль содержал целые семьи неимущих. Кроме того, бедняки Парижа возносили ему хвалу еще за одну бессмертную идею — за изобретение общественного транспорта. Это он придумал, что в каретах могут ездить не только богачи, но и простые ремесленники и крестьяне, если каждый заплатит по маленькой монете. Весь свой доход от организации невиданных ранее общедоступных карет Паскаль тоже истратил на нуждающихся. И все-таки в предсмертные годы совесть этого человека, на протяжении всей жизни сохранявшего целомудрие и не отступавшего от веры, как будто лизали языки адского пламени. «Иисус будет в смертных муках до конца мира: не должно спать в это время», — пишет он во фрагменте «Таинство Иисуса».

На упреки родных в расточительности отвечает: «Я заметил, что какими бы бедным ни был человек, всегда что-нибудь останется после смерти». Последние пять лет он испытывает постоянные мучения от острых болей (современные медики по описаниям этих болей предположительно диагностируют несколько болезней, в том числе рак мозга), но постоянно ломает голову над тем, как еще помочь бедным. По его требованию, целую семью бедняков селят в его доме. Накануне смерти он требует причащения вопреки заверениям врачей, что срочной необходимости в этом нет. Среди ночи вдруг начинается агония, священника никак не могут найти, и родные думают, что все кончено. Однако Блез на короткое время приходит в полное сознание, и, радостного и успокоенного, его успевает причастить приходской кюре. После причащения агония возобновляется и длится сутки.

Похоронить себя Паскаль просил незаметно, но посмертно его наградили пышными проводами и гранитной плитой с помпезной надписью. «Мир ловил меня и не поймал» — написано на могиле украинского философа Сковороды. Паскаля мир ловил, поймал, вскрыл ящики его стола, вспорол подкладку платья, перепутал и по произвольному плану опубликовал его рукописи. Он просил о неизвестности, в которой ему было отказано.

В честь Паскаля назвали один из языков программирования, но современные компьютерщики посмеиваются над его арифметической машиной. Математики недоумевают, почему он остановился в шаге от открытия интегралов. Его «Пари» оспаривают записные эссеисты. Но его недописанную апологию веры чуть ли не каждое десятилетие пытаются сложить и перечитать заново. Даже атеисты то и дело задумываются над загадками этой книги. И над тем, что за откровение пережил этот гениальный чудак, имевший дерзость написать за Господа Иисуса Христа: «Ты не искал бы Меня, если бы уже не обрел. Так что не снедай себя тревогой».

Паскаль: «Я люблю бедность, потому что ее любил. Я люблю богатство, потому что оно дает мне возможность помогать нищим».

Чтобы получить влияние на людей светских, не особо усердных по части добродетелей, а то и вовсе мерзавцев, богословы-иезуиты выработали чудовищную систему по примирению человеческих пороков с христианством. Слуга может помогать своему хозяину в греховных предприятиях, если действует не из соображений потворства греху, а из выгоды. Казуистика, выработанная иезуитами, допускала клевету и убийства. Можно предположить, что изначала казуистами иезуитов двигало желание спасти от отчаяния и смягчить самую ожесточенную душу, чтобы побудить ее сделать шаг к добру. Но в итоге они нашли способы оправдать практически любой порок. Такая лживая казуистика привела к духовникам ордена родовую и политическую элиту почти всего мира (в том числе и правившего во времена Паскаля Людовика XIV), но разлагала христиан и дискредитировала Церковь. И этих рыцарей клеветы, поддерживаемых троном, Паскаль раздразнил и натравил на себя. Борьба за христианскую истину шла вопреки цензуре и власти. Паскаль писал: «…на моей стороне истина; она — вся моя сила».

Паскаль требует, чтобы одновременно с ним лучшие врачи (до этого лечившие Мазарини) лечили бедняков в его доме, но ему отказывают.

Профиль Паскаля одно время печатали во Франции на автобусных билетах.

Паскаль (1623-1662) считается одним из основателей математического анализа, теории вероятностей и проективной геометрии, создателем первых образцов счетной техники, автором основного закона гидростатики.

В эпоху Возрождения (Реформации) и дальше натуралисты в основном мало отличались от астрологов и алхимиков и давали законам природы курьезные толкования: притяжение и отталкивание физических тел объясняли, например, симпатией и антипатией. Известный механик и математик Кардано (по его имени назван карданный вал) был уверен, что пишет под диктовку демона, прибывшего с Венеры.

Некоторые академики заявляли, что, раз король, королева и кардинал родились в сентябре, значит, и мир был создан в сентябре.

В эпохе соединились Галилей, Декарт и Ферма. Еще шли суды инквизиции и уже закладывалось основание современной точной науки — она до сих пор существует в декартовых координатах. Тогда же были сформулированы задачи, которые мы еще можем понять, но не способны разрешить окончательно. Одна из таких загадок — теорема Ферма, друга Паскаля. Ученый написал, что ему не хватило места на полях, чтобы записать доказательство, а потомкам не хватило более трех столетий, чтобы доказательство реконструировать. Оставил и свои загадки Паскаль. Одна из них — ночь пережитого им откровения.

Паскаль, обладавший незаурядным пространственным воображением, алгебраические формулы недолюбливал. Из-за этого антиалгебраизма ему не хватило одного шага до открытия того, что потом стали называть биномом Ньютона.

Декарт пытался свести весь мир к символам, Паскаль за самыми сложными уравнениями видел картину, которую они создают. Его пространственное воображение позволяло не только решать геометрические задачи, но и по-новому видеть Вселенную — как ужасающую сферу, центр которой везде, а поверхность — нигде.

Паскаль писал, что деньги, поставленные игроками на кон, уже не принадлежат им самим, но взамен этого они получают «право ожидания того, что случай может дать им, согласно оговоренным условиям».

Неизвестно, запрет отца спровоцировал такое феноменальное развитие геометрического воображения или оно было дано Блезу с рождения, но этот уникальный талант проявлялся у Паскаля на протяжении всей жизни. Когда он писал «Апологию», он видел этические проблемы как топологические задачи и пытался вывести человеческий разум из тех тупиков, в которых тот по тем или иным причинам оказывается.

Если Бог существует и вы сделаете ставку на это, то вы выиграете все; если его нет, но вы верите в его существование, то вы не потеряете ничего. Этот силлогизм, известный как «Пари Паскаля», знаком миру более трехсот лет. Но что это — железная логика или игра в рулетку заядлого азартного игрока? В чем значимость этого пари, впервые допустившего мысль о том, что бога может вовсе и не быть? Нужен ли нам механизм рационализации веры? Литературовед, аспирант университета Лихай Эд Саймон рассказывает об истории и предпосылках появления пари Паскаля, его значении, сомнительности и связи с современностью.

Вечером 23 ноября 1654 года блестящий эрудит Блез Паскаль, переезжая через мост, выпал из запряженной кареты: лошади испугались грозы и понесли. Они упали с моста через бурную реку, а ошеломленный Паскаль остался на дороге.

В ту ночь благодарный за спасение тридцатиоднолетний Паскаль (который много размышлял и все еще восстанавливался после смерти своего любимого отца, произошедшей три года назад) испытал сильное мистическое видение, продлившееся около двух часов. После видения Паскаль написал на листе пергамента: «Огонь. Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, а не философов и ученых… Радость, радость, радость, слезы радости… Жизнь вечная, в которой они могли знать тебя, единого истинного Бога». Он зашил пергамент в подкладку пальто, и, кажется, аккуратно перекладывал его в новую одежду каждый раз, когда менял ее. Он никому не сказал об этом — слуга нашел пергамент в последнем пиджаке, который носил Паскаль, через несколько лет после его смерти.

Паскаль мог погибнуть в тот день, и ему по-настоящему повезло, что этого не случилось. Но он также верил, что ему повезло и в другом; это исключительное событие заставило его ум так сосредоточиться, что все духовные письмена, которые он написал за годы болезни отца, кристаллизовались. Он считал, что этот инцидент спас его душу так же, как слепой случай спас его тело на мосту, возвышающемся над бурными водами. Вдохновленный этим опытом, он поставил удачу в центре своей христианской апологетики.

В своем богословском шедевре, книге «Мысли», Паскаль подробно остановился на одной из своих самых известных концепций, рожденной из одержимости азартными играми, привитой ему во время его распутных лет, между смертью его отца и его обращением (Паскаль был изобретателем прототипа современной рулетки). Из этого странного союза удачи и теологии Паскаль создал свое бесчестное и знаменитое «пари» — аргумент не для рационализации существования Бога, а для рационализации веры в Бога.

Отражая скептицизм времени, Паскаль утверждал, что мы «не в состоянии знать, есть Он или Его нет». Святоотеческие церковники и средневековые схоласты извели галлоны чернил и ярды пергамента, чтобы рационально доказать существование Бога, но, предвосхищая идеи «Критики чистого разума» Иммануила Канта, появившейся век спустя, Паскаль утверждал, что подобные доказательства напрасны. Между представлениями человека и истинной природой, говорил он, существует «бесконечный хаос, разделяющий нас». Но механизм нашей личной веры может быть в высшей степени рациональным, и чтобы доказать это, Паскаль вернул нас к дымным игорным притонам своего юношеского неблагоразумия.

Паскаль рассуждал, что жизнь является своего рода «игрой» и что наша вера в Бога или его отсутствие является нашим пари относительно конечной природы реальности, и в этом пари мы можем выиграть или проиграть жизнь вечную. Представьте себе, что вся реальность зависит от броска монеты — с одной стороны монеты отчеканена фраза «Бог существует», а с другой: «Бога нет». Вопрос, который задает Паскаль: «На что ставите вы?»

Суть его мысленного эксперимента заключалась в том, что если кто-то ставит на существование Бога, но его не существует, то игрок теряет сравнительно мало (возможно, немного вина, женщин и песен, которыми Паскаль наслаждался во время своих бурных лет). Однако если человек делает ставку на то, что Бог действительно существует, и монета выпадает той же стороной, то игрок награждается вечностью в раю. С другой стороны, если вы оказываетесь правы, что Бога не существует, вы приобретаете немного (опять же — жизнь с конечными удовольствиями). Если ставка на то, что Бога нет, ошибочна, то вы будете наказаны вечным проклятием.

Паскаль писал:

«Но есть вечная жизнь и вечное счастье. Поэтому было бы глупостью не поставить на карту конечное ради бесконечного, если б даже из бесконечного числа случайностей одна только была на вашей стороне, не говоря уже об игре при одинаковых шансах «за» и «против»».

По мнению философа, было бы иррациональным не делать ставку на Бога.

«Если выиграете, вы выиграете все; если проиграете, то не потеряете ничего. Поэтому, не колеблясь, ставьте на то, что Он есть».

Вы могли бы воспринимать это пари как какой-то средневековый атавизм, сродни спекуляциям о том, сколько ангелов могут танцевать на булавочной головке. Но это не продукт какого-то иррационального, далекого от современности прошлого. Я думаю — находим мы это убедительным или нет — но пари Паскаля было совершенно современным и могло быть продуктом только того мира, который претерпевает быстрые интеллектуальные изменения.

__________________

В более ранних культурах пари Паскаля не служило бы никакой цели: мужчины и женщины с архаичным типом мышления приняли бы веру как нечто само собой разумеющееся (Историк Питер Ласлетт в «Мире, который мы потеряли» пишет: «Все наши предки были в буквальном смысле верующие, во все времена». Классицист Тим ​​Уитмарш, однако, утверждает, что Древние Греция и Рим были пространством для активных атеистических возможностей). Вот почему знаменитые средневековые доказательства существования Бога, написанные богословами-схоластами не были предназначены для того, чтобы убедить кого-либо в существовании Бога. Они были написаны как рациональные выражения божьей утонченности и красоты — не для того, чтобы защищать его, а чтобы прославлять. С другой стороны, Паскаль предложил риторический или психологический аргумент. В отличие от средневековых доказательств, его утверждение о том, что более разумно верить, подразумевало, что неверие является потенциальным вариантом.

Великий французский историк Люсьен Февр в «Проблеме неверия в XVI веке» подробно объяснил, почему «атеизм» был концептуально невозможен до относительно недавнего времени. Такого слова, как «атеист», не было до 1502 года на латыни, до 1549 во французском языке и до 1561 — в английском. Слово «материалист» не возникало до 1668, а «вольнодумец» до 1692. Слово «агностик» не употреблялось до 19-го века. И хотя справедливо утверждать, что понятия могут существовать до того, как появляется термин, описывающий их, примечательно, что даже тогда, когда слово «атеист» было использовано в 16-м веке, оно всегда использовалось для описания других, а не для обозначения авторской позиции.

Кроме того, слово «атеист» в те стародавние времена означало нечто отличное от того, что оно означает сегодня; атеистами называли тех, кто отрицал «правильное» понимание Бога, а не тех, кто считал, что вселенную можно постичь только в материалистических терминах. Если не учитывать потерянный и, скорее всего, апокрифический анонимный памфлет 12-го века под названием «Трактат о трех самозванцах» (под самозванцами подразумевались Иисус, Моисей и Мухаммед), то до 18-го века не было открыто объявленного атеизма. До этого, когда возможность существования атеистов служила для потехи, они маячили больше как богословский Бугимен, так что это была кажущаяся нехватка настоящих атеистов.

Таким образом, можно сказать, что пари Паскаля появилось, когда пришло время. Дэвид Вуттон говорит, что ранний современный период увидел «эпистемологический разлом, понятийную цезуру», которые допускала возможность неверия. А где есть возможность неверия, есть необходимость аргументов, чтобы укрепить веру чем-то вроде пари Паскаля. Пари Паскаля не было ни научным, ни антинаучным — и пари, и наука были продуктами одного и того же модернизационного импульса.

Наполеон говорил, что непременно сделал бы Блеза Паскаля сенатором, Лев Толстой назвал его человеком великого ума, а Иван Тургенев восторгался величием этого ученого. Француз сделал достижения, которые стали основополагающими для будущего поколения: Паскаль стоял у истоков информатики, доказал существование атмосферного давления и придумал суммирующую машину, ставшую прототипом калькулятора. Он оставил след в истории как математик и физик, однако мало кто знает, что Паскаль отстранился от научной деятельности, отдав предпочтение вере. В 1654 году Блез Паскаль, который планировал написать трактат «Математика случая», решил отстраниться от светской жизни, покинуть столицу Франции и сделаться духовником в монастыре Пор-Рояль, приравняв все светские связи, которые ранее давали ему надежду на счастливую жизнь, к греху. Будучи на то время основателем теории математической вероятности, он выдвинул духовный принцип, который стал известен как «Пари Паскаля». Его идея заключалась в том, что выбор - верить в Искупление, Владычество и Мессианство Иисуса или не верить - логически будет зависеть от двух факторов:
1) от ценности того, что ты собираешься приобрести или потерять, если будешь верить или не верить, и
2) от вероятности того, что это истина.
Эта вероятность, в свою очередь, определяет: получишь ли ты эти выгоды или потери, или нет. Библия утверждает, что если ты будешь верить в Бога, то заплатишь за это определенную цену. Тебе придётся воздерживаться от «преходящих наслаждений греха» (Mф.11:24), прилагать усилия для творения добра и т.д. - но тогда ты будешь иметь вечную жизнь с Богом, что есть приобретение, цена которого бесконечно велика.
С другой стороны, если ты отвергнешь Бога, ты извлечёшь ограниченную выгоду (наслаждение тем, что предложат фортуна, мир и дьявол); но ты пойдёшь в ад и будешь навеки отлучен от Бога и Его благости - расплата, не имеющая границ. Представь, что есть лишь один шанс из миллиарда (как джек пот в лотерее на всю страну), шанс, что Иисус - тот, кем его называет Библия, то всё равно стоит верить потому что, хотя тебе и придётся заплатить какую-то ограниченную цену в этой жизни, тем не менее, этот шанс влечёт за собой безграничное вознаграждение - вечную жизнь. Получается, безграничная ценность, как одна миллиардная плюс бесконечность, равняется бесконечно большим плюсом.
И, обратное: если ты не принимаешь Библию, то имеешь "мнимую короткую свободу" в этой жизни, но при этом отказываешься от бесконечной будущей жизни. Ясно видно, что некоторые временные "блага" этой жизни ничего не стоят, если сравнить их с шансом иметь бесконечно большую вечную жизнь. Шанс иметь бесконечно большую новую жизнь, с математической точки зрения, имеет ценность бесконечно больше, чем ограниченная временная жизнь. В этом, если говорить своими словами, и есть Пари Паскаля.
Только те люди, которые абсолютно уверены в том, что Библия лжет, приравнивают к абсолютному нулю все её шансы на истинность, только такие люди могут логически избрать неверие. Остальных же из тех, кто попадает в ситуацию Пари Паскаля (а это случается с каждым), логика всегда приводит к вере во Христа. Ранее о том, как исчислять духовную выгоду и издержки, можно было прочитать в Мишне: «Взвешивай ущерб, который приносит тебе исполнение правды, с вознаграждением за её исполнение; а прибыль от греха - с ущербом, который он тебе принесёт» (Авот.2;1). Т.е. сравни относительно малую плату за соблюдение мицвы с великой и вечной выгодой, получаемой при её исполнении; и подобным же образом, сравни мимолетное вознаграждение, достигаемое преступлением заповеди, с великой и вечной расплатой за него.
Еще ранее, человеку, которому удалось представить себе все и произвести переоценку издержек и выгод был Павел из Тарса. Он писал: «Но что для меня было преимуществом [выгодой], я ради Христа посчитал тщетою (издержками, или ограниченной выгодой). Да и всё я считаю тщетой в сравнении с величайшей ценностью [безграничной выгодой] знания Мессии как моего Господа. Именно ради него я отказался от всего и всё почёл сором (вещами теряющими свою ценность) для того, чтобы приобрести Христа» (Фил. 3:7,8). Апостол Павел точно оценил расходы и осознал Пари Паскаля за полторы тысячи лет до того, как сам Паскаль сформулировал его, и сделал правильные выводы. Но сам вопрос идеи поставил Христос: «Ибо кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек, имеет ли он, что нужно для совершения ее, дабы, когда положит основание и не возможет совершить, все видящие не стали смеяться над ним, говоря: этот человек начал строить и не мог окончить?» (Лук.14:28-30).