Человек долга кто он каков он. Долг! Кто кому должен, кто кому обязан. VI. Чтение учащимся стихотворения Д. Кедрина «Сердце»
7 января 2003 года, в день Рождества Христова, отошел ко Господу архиепископ Саратовский и Вольский Александр (Тимофеев). Более тридцати лет его жизни прошли в Московских духовных школах; из них десять, 1982 по 1992 год, он был ректором МДАиС. О приснопамятном архиепископе Александре вспоминают Митрополит Тобольский и Тюменский Димитрий, протоиерей Владимир Воробьев, игумен Всеволод (Варющенко), Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин
Архипастырь и педагог
Воспоминания об архиепископе Александре (Тимофееве) во многом связаны с воспоминаниями о Московских духовных школах 1980-90-х годов XX века. Для полного представления о его архипастырском служении уместным будет указать на положение Церкви в обществе и государстве, а также некоторых особенностях церковного служения в то время.
В августе в духовные школы, находящиеся в Троице-Сергиевой Лавре, приезжало и приезжает много молодых людей, желающих поступить на обучение в семинарию и Академию. Во времена воинствующего атеизма такое собрание молодых людей в церковной ограде было явлением уникальным, поскольку вся государственная машина, включая силовые структуры, была направлена на борьбу с религией. Особое место в этой борьбе было отведено работе с молодежью. Система образования в СССР была жестко идеологизированной, нацеленной на разрушение многовековых православных традиций и основ веры в народе. Под особым наблюдением была и приходская жизнь. Молодежь, посещавшая храм, попадала в поле зрения наблюдателей и подвергалась так называемой «обработке». Не всякий человек мог такое давление выдержать, по этой причине молодежи на приходах было очень мало, да и какую-либо работу с молодежью при храмах вести запрещалось. Духовенство, которое со вниманием относилось к молодым людям, подвергалось преследованию. Закон разрешал лишь совершение богослужения - «исправление культа». Вот почему собрание сотен молодых людей, приехавших из разных мест Советского Союза, в стенах духовной школы было для нас явлением уникальным. Радость знакомства и общения соединялась с волнениями перед вступительными экзаменами. Конкурс был большой, кто-то поступал по второму и по третьему разу.
Одним из важных этапов при поступлении было собеседование с ректором, архимандритом Александром (впоследствии епископом, а затем и архиепископом Дмитровским). На собеседовании ректор спросил о моем детстве, поинтересовался учебой, работой, задал несколько вопросов по уставу вседневной службы, попросил рассказать притчу о милосердном самарянине. Заканчивая собеседование, он попросил уладить мирно все претензии ко мне властей по месту жительства: поскольку я был депутатом местного совета, то районная власть потребовала написать заявление об отказе от депутатского мандата, что и было сделано по благословению ректора.
После окончания вступительных экзаменов и всех собеседований наступило томительное ожидание. Нам, абитуриентам стало известно, что ректору предстояло согласовать в Совете по делам религий список принятых в семинарию. Как потом выяснилось, особо препятствовали поступлению тех, кто имел высшее образование. Мы снова почувствовали проявление «козней лукавого», препятствующего образованной молодежи посвятить себя служению Церкви. На праздник Преображения Господня были объявлены фамилии поступивших. Духовные школы забурлили: радовались поступившие, в великом огорчении были не прошедшие по конкурсу... Все мы, став студентами семинарии, не могли нарадоваться новому статусу учащихся духовной школы и тому, что будем проживать в стенах Троице-Сергиевой Лавры.
Учебный год начался с обзорных лекций, которые завершились встречей с ректором. Простые добрые слова напутствия архимандрита Александра запомнились на всю жизнь. Он призывал с первых дней нацелиться на учебу и дорожить самым ценным - счастливым временем студента, и помнить, что многовековой уклад духовного образования - это благодатная среда для нашего духовного возрастания. Он призывал нас стремиться стать людьми церковными, познавая жизнь Церкви изнутри, и сохранять традиции Русской Православной Церкви, поскольку без этого истинного служения не будет.
Для нас началась новая жизнь - лекции, вечерние занятия, сочинения, рефераты, проповеди... На каждого студента возлагалось послушание, чем старше курс - тем ответственней послушание. Когда я стал иподиаконом, мне пришлось находиться рядом с владыкой ректором и видеть то напряжение и ту ответственность, которые он нес в своем служении.
Будучи
экскурсоводом церковно-археологического кабинета при Московской
духовной академии, я проводил экскурсии для делегаций, посещающих
духовные школы. Лавру и Академию посещали делегации разного уровня.
Среди гостей были космонавты, писатели, известные ученые, врачи,
дипломаты, послы иностранных государств. Приезжали в Лавру и известные
государственные деятели, такие как министр иностранных дел СССР Э.А.
Шеварднадзе, секретари ЦК КПСС. Из глав иностранных государств -
премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, первый секретарь
коммунистической партии Венгрии Янош Кадар. Приходилось видеть, с какой
ответственностью владыка Александр подходил к приему гостей, он был
очень гостеприимным и всегда пытался в корректной форме показать
истинное положение Церкви.
Следующим моим послушанием было послушание референта владыки ректора и дежурного по приемной. Готовил проекты ответов на приходящие письма, справки по возникающим вопросам, подготавливал встречи и официальные приемы. Пришлось убедиться, насколько трудным было в те времена служение архипастырей Церкви, сколько нужно было терпения, смирения и сил, чтобы заботиться о благе Церкви и добиваться необходимого.
Владыка ректор был участлив к судьбе абитуриентов и старался помочь им в разрешении вопросов, связанных с теми препятствиями, которые чинились со стороны властей. Особенно тягостное воспоминание осталось у меня от поездки с владыкой в Москву в Совет по делам религий, где он должен был согласовать список поступивших в семинарию. Будучи помощником ректора, я сопровождал его в этой поездке. Мы подъехали к мрачному зданию, владыка снял рясу и подрясник, надел пиджак, и мы направились к подъезду. Мне было поручено нести дипломат с документами. Подойдя к двери, мы позвонили, щелкнул запор, дверь открылась, владыка зашел, я последовал за ним. Но тут дежурный - в штатском, однако с военной выправкой - остановил меня и попросил выйти. Я посмотрел на владыку. Он остановился, на его лице я увидел недоумение и растерянность. Дежурный повторил свое предупреждение, тогда владыка взял у меня дипломат и тихо произнес: «Подождите в машине». Проведя более двух часов на том согласовании, владыка вышел. У него был усталый вид, чувствовалось, что он расстроен. Сев в машину, он принял лекарство, поскольку у него было больное сердце. Когда мы возвращались в Лавру, ко мне пришло осознание того, какому унижению подвергались иерархи Церкви, и сколько нужно было физических и душевных сил, чтобы переносить эту тайну беззакония (ср.: 2 Фес. 2, 7)...
Митрополит Тобольский и Тюменский Димитрий
Я видел его ревность о делах церковных
Когда
я поступил в семинарию , у меня уже было трое маленьких детей.
Матушка осталась с ними в Москве, а я должен был по условиям того
времени жить в Загорске (Сергиевом Посаде) и ежедневно присутствовать на
занятиях. Стипендия была 15 рублей. Пытался работать на просфорне в
монастыре, но это были копейки. Слава Богу, помогали добрые люди как-то
выживать, но я не мог оставаться долгое время на дневном отделении.
Поэтому уже в начале второго семестра я пошел к архимандриту Александру,
который тогда был инспектором духовных школ, и сказал ему: «Отец
Александр, я не могу учиться в свое удовольствие на дневном отделении.
Мне нужно скорее идти на приход, содержать свою семью и учиться дальше
уже на заочном отделении». Отец-инспектор послал меня к ректору, который
благословил принимать священный сан. А дальше состоялся характерный
разговор с отцом Александром. Он сказал: «Все документы, которые мы
подаем на хиротонию в Патриархию, отправляются в Совет по делам религий,
и вас не пропустят, т.к. вы - кандидат наук». У отца Александра
какой-то родственник работал в Совете по делам религий, занимал крупный
пост, и он был хорошо осведомлен о том, что и как будет. Я спрашиваю:
«Как же так? Меня же приняли в семинарию!» - «В семинарию приняли, а на
рукоположение не пропустят. Но есть один способ... Пишите прошение, и мы
приурочим ваше рукоположение к Страстной или Пасхальной седмице. В это
время Патриархия закрыта, потому что богослужения совершаются утром и
вечером, и документы не принимаются и не передаются в Совет, а у нас как
раз ставленников бывает особенно много, так, что даже архиерейских
служб не хватает для того, чтобы всех рукоположить (за Литургией можно
рукоположить только одного священника). Поэтому мы не можем
останавливать рукоположения, и документы отправляют в Совет по делам
религий задним числом... »
Так я стал священником . Уполномоченный был рассержен - он даже запретил на три месяца рукополагать москвичей.
Я бесконечно благодарен отцу Александру за помощь: ведь все это нужно было организовать. Он действительно хотел мне помочь и помог! Он относился ко мне как родной человек, верил в искренность моих намерений и сам искренне старался помогать.
Архиереям советского времени приходилось идти на компромиссы, приходилось принимать какие-то условия властей. Патриарх Пимен получил эту ситуацию как данность, и изменить что-либо в то время было практически невозможно. Сравнить это время можно с периодом, когда Церковь была в плену, как, например, во время турецкого владычества в Греции. Что могли сделать епископы, если они уже находятся в плену? Только как-то приспосабливаться, хранить то, что есть, пытаясь договориться с властями, чтобы все-таки было не так тяжело. В последние годы советской власти было невозможно рукоположить архиерея без санкции Совета по делам религий. Но, если перестать рукополагать, то прекратилось бы апостольское преемство, жизнь Церкви просто остановилась бы...
Теперь, оглядываясь назад, мы видим, как много сделали для Церкви архиереи того времени.
Что касается владыки Александра, то я лично видел его искреннюю ревность о делах церковных. Он очень любил духовные школы и хотел только добра для Церкви и для духовных школ.
Как-то он спросил меня: «Вот вы учились в МГУ, работали в Академии наук, - скажите, что нам нужно сделать, чтобы поднять уровень нашей духовной школы?». Я ответил: «Нужно пригласить преподавателей университета». Он посмотрел на меня: «Пиджачников? Ну нет, это мы сделать не можем». А потом пригласил, я сам некоторых ему рекомендовал, и они реально помогли развитию духовных школ. Уже потом, когда я служил на приходе, я однажды попросил его помочь поступить в семинарию одному выпускнику университета, и он сразу же согласился, помог. Этот выпускник стал, слава Богу, очень хорошим священником.
Владыка Александр был человеком решительным. Был момент в начале 1990-х годов, когда Патриархия не могла перечислить необходимые деньги в духовные школы. Владыка Александр просил, но денег ему не давали. Тогда он сократил всех «пиджачников» и «белое» духовенство, т.е. совместителей, преподававших в семинарии и Академии. Он уволил около 30 человек, и выглядело это демонстративно: «Не даете денег - увольняю». Это был своего рода протест, который, конечно, не мог пройти без последствий. И через некоторое время его сняли с ректорства...
У владыки Александра был величественный вид, очень подходящий для его должности старшего инспектора, потом ректора. Только через некоторое время я узнал, что он, оказывается, был немного младше меня. Мне он казался гораздо старше - я был и ощущал себя студентом. Он был хорошим человеком, и, конечно, у меня к нему осталось очень теплое чувство.
Протоиерей Владимир Воробьев
Владыка очень хорошо разбирался в людях
Мне довелось работать с владыкой Александром в течение нескольких лет. Примерно четыре года я был его референтом, и почти два года трудился под его началом в должности инспектора семинарии, отвечал за поведение студентов.
Пока я был референтом и смотрел на деятельность владыки как бы со стороны, мне иногда казалось, что он излишне строг и взыскателен. Но потом, что интересно, почти всегда оказывалось, что он был прав.
Практически ежедневно в 8 утра, когда студенты были на завтраке, то есть когда никто не мог ему помешать и когда он, в свою очередь, никого не смущал, он проходил по всей территории Академии: всюду заглядывал, смотрел. И когда потом он собирал какое-то административное совещание, то говорил что-то очень конкретное - что он видел своими глазами, а не то, что кто-то ему доложил. Вообще, он не любил, когда ему докладывали о чьих-то недостатках «со стороны». Он прямо говорил: «А вы можете это сказать в присутствии того, на кого вы сейчас жалуетесь?». Он не любил наушничества, старался этого избегать, хотя, конечно, бывали случаи, когда он прислушивался в подобных случаях.
К студентам он присматривался очень внимательно, следил за тем, чтобы из семинарии выходили достойные священники. И в этом он был иногда даже жёсток и жесток. Помню такой случай. Одному батюшке официантка в столовой не дала вторую порцию, сказала: «Может не хватить другим, если хватит всем, тогда дам». И вот он стал ей угрожать какими-то прещениями: «Я тебе запрещу причащаться!», - и что-то еще в этом роде. Дошло до ректора, он вызвал этого батюшку к себе и сказал: «Если вы хотите выйти отсюда не с волчьим билетом, не с запретом в священнослужении, больше чтобы таких вещей я никогда не слышал от вас и о вас». Не кричал, он вообще был достаточно сдержанным человеком и меня этому учил, когда я уже был инспектором.
Надо сказать, владыка очень хорошо разбирался в людях. От недостойных кандидатов в священство он старался избавляться еще здесь, в семинарии, несмотря на то, что, как он мне говорил, с него серьезно взыскивали в Патриархии, если какой-то человек доучился, допустим, до выпускного класса и отчисляется. Владыка говорил: «Иногда видно, что человек будет позором для Церкви, нельзя его выпускать». А с другой стороны, он всегда заботился о студентах, чтобы они были сыты, чтобы им было хорошо, уютно, насколько это было возможно по тем временам.
Вообще, надо сказать, редко бывало, чтобы он не простил человека, если видел, что тот понимает свой проступок и искренне раскаивается в нем. Только в отношении упорствующих в своей злобе и еще оправдывающихся принимались крайние меры. К тем, кто даже неоднократно проштрафился, но покаялся, он проявлял снисходительность, и часто эти люди становились потом хорошими батюшками.
Примером того, как чувствовал владыка людей, был такой случай. На последние курсы Академии поступил доучиваться один подмосковный священник, который сразу выразил желание постричься в монахи. И владыка после общения с ним сказал: «Не принять его я не могу, нет никаких формальных препятствий для того, чтобы его не принять. Но чувствуется, что это самый настоящий карьерист». Сразу мы этих слов не оценили. А потом, действительно, - он здесь у нас постригся, вернулся в подмосковную епархию, а через какое-то время ушел в раскол к Филарету. Как-то владыка ректор (а он был тогда председателем Учебного комитета) показывал мне со смехом телеграмму этого, уже архимандрита, из Ногинска: «Докладываю Вашему Высокопреосвященству, что Ногинская духовная семинария готова к началу учебного года». Большая такая, пышно разукрашенная телеграмма. А потом приписка: «Требуются студенты, книги и преподаватели». То есть нет ни тех, ни других, пришлите нам, а семинария готова! Владыка переживал: «Хотел бы я его не брать, хотелось бы мне его не постригать! Но формально - человек выражал желание постричься в монахи, как я мог ему препятствовать? Как мог доказать кому-то, что не вижу в нем искренности?».
Владыка
любил пошутить. Все строго, строго - и вдруг шутка. Один раз вызывает
студента, которого хотели назначить на хозяйственное послушание. Вызвал и
говорит в присутствии всей администрации на совещании: «Вы (называет
его по имени) у нас не тем занимаетесь». А студент был активный,
энергичный, и, как у всех ярких личностей, были у него свои слабости.
«Владыка, я знаю, я после отбоя иногда задерживаюсь...» - «Не тем вы у нас
занимаетесь...» - «Да, владыка, я в город хожу без прошения...», - что-то
еще, потом признался, что выпивает... Уже думает: «Ну все, отчислят». А
владыка: «Мы вас назначаем заведующим столовой». Старательный был потом
студент...
Нравилось нам, как он служил. Службы у него были не такие молитвенно-благоговейные, как, допустим, у покойного митрополита Симона Рязанского. Тот действительно был великим молитвенником. Владыка Александр служил величественно, даже строго. Но по глазам было видно, как затрагивало его сердце то, что происходило во время службы, чувствовалось, что он переживал. Очень не любил, когда к нему в алтаре обращались с посторонними вопросами.
Помню, как прислали к нам каких-то католиков, во главе с кардиналом из Франции, причем предписано было показать им весь храм, то есть фактически завести их в алтарь, а владыке очень не хотелось этого делать. Открыли Царские врата, он постоял с ними в Царских вратах, показал издали престол, роспись в алтаре и пока переводчик им что-то объяснял, владыка махнул рукой, Царские врата закрыли и он как-то плавно, мягко, вежливо увел их. Все прошло очень спокойно, а владыка потом с улыбкой вспоминал: «А я их все-таки не пустил в алтарь!».
Иногда бывает напускная, наигранная величественность, человек ее изображает. А у него она была естественной, он всегда был таким. Он вообще был человеком очень масштабным. Его нельзя было обвинить в какой-то мелочности, и сам он этого не терпел, чувствовалось, что ему не нравится, когда люди прицепляются к мелочам. Хотя свое общее представление о людях, событиях он составлял именно из мелочей, он умел это делать.
Был у нас один преподаватель, иеромонах, очень невысокого роста. А ему очень хотелось быть таким, как владыка Александр. И вот этот батюшка пытался ходить по ректорской дорожке под окнами Академии, когда там никого не было - такой же походкой, такими же большими шагами, похожий подрясник у него был. И он все это делал, но никогда у него не получалось похоже.
Наверное, владыку любили. Я считаю, что когда любят кого-то, то в шутку пародируют, это такой косвенный признак уважения и любви. У нас очень многие студенты изображали владыку ректора. Был такой случай. Мой однокурсник, иеромонах, лежал в изоляторе, и пока медсестра отлучилась, он дежурил у телефона. Звонок. Он снимает трубку и голосом ректора отвечает: «Изолятор на телефоне». А из трубки - голос настоящего ректора: «А это говорит?». Тот с перепугу бросил трубку. Через какое-то время опять звонок, он опять хватает трубку: «иеромонах Имярек слушает» - «Ах, вот кто меня там пародирует!». И сразу стал по делу спрашивать, больше ничего не сказал.
Еще был старый анекдот, того периода, когда ректором был архиепископ Владимир (Сабодан), а архимандрит Александр - инспектором. Рассказывали, что однажды владыке ректору ночью пришлось буквально снимать с забора студента, который в неурочный час возвращался в Академию. Тот был настолько пьян, что лыка не вязал. Владыка ему помогает, а тот, увидев, что это ректор, просит: «Владыка ректор, вы только инспектору, пожалуйста, не говорите!».
Он обладал, конечно, очень большим трудолюбием. Он чувствовал свою ответственность и этим определял для себя, сколько ему нужно работать. Правда, требовал этого и от других. Помню, что сидеть в приемной до одиннадцати вечера было практически нормой. А когда я стал инспектором, то он мог позвонить в любое время суток, если было, как ему казалось, важное дело или он хотел спросить моего мнения, чтобы оценить какое-то событие или составить представление о личности того или иного студента.
Он много требовал от людей, и в то же время мне, как референту, он говорил: «Ты погляди на человека, и если увидишь, что он устал и вымотался, то мне скажи». И после этого такому человеку он давал внеочередной отпуск на недельку, на две и часто к этому прилагалась путевка в какой-нибудь хороший санаторий.
Он очень уважал труд - от профессора до уборщицы. Уборщиц он всегда ценил, старался даже лишний раз ноги вытереть получше. Удивительно ценил, любил, опекал каких-то простых людей.
Секретарем при нем была Мария Ивановна, и я помню, как он ее ругал, почем зря: она забыла чьи-то именины, а должна была ему сообщить, что человек завтра именинник, надо приготовить подарок, поздравление... И вот владыка как строгий начальник распекал ее за то, что она упустила.
Насколько я помню, он всегда был бодрым, а когда были какие-то тяжелые моменты, он их в себе переживал. Думаю, поэтому у него и инфаркт был - из-за того, что он как бы все в себе держал - эти боли, болячки, и свои, и чужие,- он все это в себе нес и болел за всех. И, с одной стороны, он лекарства принимал, болезни заставляли себя чувствовать, а с другой не просто бодрился, а заставлял себя работать.
Очень благоговейно относился он к лаврской братии. Вроде бы сам архиерей, ректор,- но ходил иногда на братский молебен. Очень уважительно отзывался о лаврских старцах и всегда прислушивался к мнению отца Кирилла (Павлова).
Бывали случаи - он меня посылал позвать отца Кирилла, когда ему было тяжело, когда надо было ему поисповедоваться или посоветоваться. Обычно перед Пасхой и Рождеством приходил батюшка, и владыка исповедовался ему в алтаре. Но были и такие редкие случаи, когда владыка сам приглашал его. Вообще он любил монахов, священников.
Владыка любил строгость в одежде, опрятность, чистоту. В частности, он очень не любил длинные волосы, особенно когда они грязные, небрежные, распущенные. Он строго взыскивал за это и говорил: «Батюшка, если вам сложно волосы в порядке держать, лучше постригитесь». Когда я стал монахом, он и меня просил, даже требовал: «Постригись». А отец Кирилл, мой духовник, говорил: «Не надо, не стриги, потому что ты все-таки монах». И как-то раз я сказал: «Владыка, простите, отец Кирилл мне не разрешает стричься». И тогда владыка совершенно спокойно ответил: «Хорошо, раз отец Кирилл не разрешает, не стриги, просто как-то прячь».
Он понимал, что, сидя в приемной, за всей этой суетой я не всегда успеваю учиться и исполнять монашеское правило. Говорит: «Сходи к отцу Кириллу, объясни, какая у тебя обстановка, может быть, он тебе убавит монашеское правило, пока ты на этом послушании». Я посоветовался с батюшкой, он сказал: «Пока можешь, исполняй, а если будет трудно, тогда приходи, поговорим». Я уж владыке об этом не докладывал, а оставил свое правило, как есть, но вот с его стороны была такая инициатива.
Что еще вспоминается? Он был очень настойчивым человеком, и если видел пользу Церкви, то добивался этого. Одного нашего одноклассника он просто в трепет привел своим желанием постричь его в монахи: он был действительно талантливым и глубоко верующим человеком, и владыке очень хотелось, чтобы он был в Академии, а тот хотел в Лавру. Владыка его призывал, убеждал... Этот будущий монах на послушание попал к нам в ризницу. Ему поневоле приходилось приходить во время службы в алтарь и попадаться на глаза владыке. Он всех просил: «Идите, сходите за меня, я боюсь». Хотя боялся он, конечно, не самого владыки, а вот этой его настойчивости.
И меня владыка так же призывал, призывал, призывал... Я не сдавался, потому что отец Кирилл говорил: «Погоди пока, подожди». А потом что-то случилось: то ли во мне перелом произошел, то ли еще что-то. После очередного такого вот настойчивого уговора владыки я пошел к отцу Кириллу, и он говорит: «Теперь давай, а то поздно будет». Что, почему так? И тогда я подал прошение на постриг.
Я уже говорил, что владыка хорошо разбирался в людях и очень трезво оценивал обстановку. Хотя он и встречался, активно общался с представителями Совета по делам религий, часто и из окружения Президента какие-то люди приезжали к нему, он никогда не делал ставки на светские власти. Он всегда считал, что Церковь сама по себе: вот, есть Бог и есть Церковь. Да, надо пытаться делать все так, чтобы не было помех со стороны властей, но не преувеличивать значимость взаимоотношений с ними. Он достаточно спокойно, трезво оценивал перестройку даже в то время, когда у нас многие молодые преподаватели считали: «Ой, это хорошо, это прогресс, это радость»... Он ничего хорошего не предвидел в тех изменениях, которые происходили со страной, и в отношениях между Церковью и государством. Он считал, что это не самое хорошее, что может быть - наверное, потому, что видел, какие люди этим занимаются.
Я учился в Академии как раз в начале перестройки, и видел, что очень тяжелое было положение. Владыка мне говорил, что крайне тяжело пережил, может быть, даже тяжелее, чем пожар, тот период, когда кончились средства. Патриархия продолжала выдавать зарплаты по тем, еще доперестроечным тарифам, и он был вынужден сократить очень многих хороших преподавателей - всех, у кого были еще какие-то источники доходов, например, тех священников, которые служили на приходах. Оставались только те, которые нигде, кроме Академии не преподавали и не служили. На него в то время очень многие обиделись, но он даже не от этого расстроился, а от того, что Академия потеряла серьезные, хорошие кадры. Конечно, потом, когда чуть-чуть улучшилась обстановка, он снова набрал очень неплохих преподавателей, старался найти таких людей, которые действительно продвинули бы вперед церковную науку.
Он очень болезненно воспринимал то, что его сняли с поста ректора, даже не объяснив, за что. Он мне потом рассказывал, что Святейший Патриарх Алексий предлагал ему: «Напишите покаянное письмо, мы рассмотрим Синодом и отправим вас на кафедру». А владыка говорил: «Объясните, в чем мне каяться? Я бы с удовольствием покаялся, но не знаю, в чем». В Академию приходили разные комиссии, по финансам и прочие, и конечно, ничего не нашли. Владыку на самом деле волновало: может, действительно в его деятельности на посту ректора было что-то такое, чего он не понял, что неправильно оценил.
Тот период, когда он жил в Сергиевом Посаде после отставки, был для него очень тяжелым - материально и нравственно тяжелым. Многие его оставили, многие отвернулись, как бы боялись того, что новое руководство Академии косо посмотрит на доброе отношение к бывшему ректору.
У него бывал кто-то из студентов, собратия-монахи навещали. Потом друг другу рассказывали, как он и что. От денежной помощи он отказывался - не принципиально отказывался, а говорил так: «Слава Богу, пока не надо», - то есть вообще помощь не отвергал. Но чувствовалось, что ему не хватает многого, и, прежде всего, той активной деятельности, которой он жил на протяжении многих лет.
Я всегда видел, что владыка был полностью поглощен своей заботой, тем делом, что ему поручили. Он старался все сделать так, чтобы было лучше Церкви. Может быть, он в чем-то ошибался, может быть, чего-то недопонимал, как любой человек, но все его действия были направлены на заботу о Церкви. Это уж совершенно точно. Хотя и крутенек он бывал, мне даже приходилось от него поплакивать. Но даже и обижаясь, я сознавал, что он прав. И за собою вижу большой грех: когда он пошел на кафедру после этого своего вынужденного простоя, он приглашал меня с собой, а у меня тогда осталась одна мама и она долго и тяжело болела, а потом уже просто засиделся на одном месте, не хотелось мне съезжать, и не стал я ему помогать. И потом корил себя всю жизнь.
Игумен Всеволод (Варющенко)
Человек долга
Люди
по-разному относились к владыке Александру при жизни, по-разному он
характеризуется в воспоминаниях, собранных в этой книге. Но абсолютно
все, даже не знающие друг друга люди, отмечают единодушно его величие и
преданность Церкви.
Величие в нем было просто необыкновенное, особенно для сегодняшнего дня. Есть миф об атлантах, которые держат на плечах небесный свод. Владыка ректор выглядел именно таким атлантом, который держал на своих плечах всю систему Московских духовных школ. Каждый его жест, каждое движение было со властью, каждое его слово было весомым. Есть много людей, которые более или менее удачно изображают больших начальников, играют роль, «надувая щеки». Владыка же был абсолютно естественным в своем величии и очень цельным человеком: он не был одним у себя в кабинете, другим - на службе, третьим у себя дома; не позволял себе как бы щелкнуть внутренним тумблером, и вот - один человек «при исполнении», другой - на отдыхе... Это, кстати, имело для него очень негативные последствия, просто потому, что постоянно жить в таком напряжении очень сложно.
Это был человек долга в высшей степени этого слова, человек, который действительно воспринимал свою должность администратора как церковное, монашеское послушание.
Это был, что скрывать, патриот своей страны - Союза Советских Социалистических Республик. Его патриотизм был абсолютно искренним, абсолютно честным, очень для него органичным. Он действительно не за страх, а за совесть служил не только Церкви, но и Отечеству в том состоянии, в каком Отечество тогда пребывало. Если этого не учитывать, то непонятны очень многие его проблемы и его жизненный путь в целом.
Здесь, кстати, ключ к тому, что владыка Александр, говоря современным языком, не вписался в тот исторический поворот, который произошел в нашей стране. Он очень хорошо видел, кто во время этого поворота оказался у руля, знал цену высоким словам, которые тогда произносились со всех трибун. Будучи, безусловно, человеком духовно опытным, он понимал, что ничем добрым это закончиться не может, и, как мы видим, в общем-то, оказался прав.
Он бесконечно любил Церковь. Более того - он сам был Церковью. Он очень четко это в себе ощущал - так, как это должен ощущать каждый из нас, понимая, что Церковь - это мы. И это чувство было для него опять же органично и естественно, без особой рефлексии, было просто основой его жизни.
Он не был открытым человеком, таким, который всех без исключения привлекает к себе своим обаянием, что называется, душой общества. Скорее всего, он даже не ставил перед собой такой задачи. Но при этом был человеком очень глубоким и очень интересным. Был, безусловно, ранимым, чутким, добрым. Наверное, кто-то из тех, кто его знал, может сказать: «Ничего себе, добрый...». Но я знаю об этом не с чьих-то слов. В годы моей учебы в Московских духовных школах был сложный период, когда моя жизнь могла бы сложиться совсем иначе. И только благодаря владыке ректору - тому, как он отнесся ко мне, к той непростой ситуации- я «есмь еже есмь». И я благодарен ему, как и многие люди, которых я знаю, и которые тоже могут свидетельствовать о его доброте и широком сердце.
Сама
его биография - удивительная, несмотря на ее внешнюю скудость. В это
надо вдуматься, только представить себе: человек вошел в лаврские
ворота совсем юным, еще до армии, для того, чтобы поступить в семинарию.
Вышел из лаврских ворот в отставку архиепископом. Вся его жизнь прошла
в Лавре и Академии, в ее стенах он прошел все ступени - от семинариста
до ректора, архиерея. Для него не было другой жизни! И, конечно, когда
его от этой жизни оторвали, ему было крайне, непередаваемо тяжело.
Нам не дано право судить, кто прав, кто виноват. Мы знаем, что порой даже святые люди, прославленные ныне Церковью, при жизни не могли найти между собою общего языка - в истории это бывало, и неоднократно. Большая часть действующих лиц того времени уже предстоит суду Божию. О том периоде его жизни можно только сказать, что владыке Александру очень трудно было перенести свое одиночество и вынужденное бездействие, но он перенес его очень достойно. Мы навещали его с моим однокурсником, тогда иеромонахом, ныне владыкой Юстинианом, и видели, что он на йоту не изменился - каким он был в своем ректорском кабинете, таким оставался и в своем доме в Сергиевом Посаде - выдержанным и спокойным.
Конечно, будучи студентом семинарии, Академии, я даже и представить себе не мог, что когда-то стану преемником владыки Александра по кафедре.
Ему трудно было быть епархиальным архиереем, это дело было просто не его . Он сам об этом говорил, и это было очевидно для многих. Прежде всего, насколько я понимаю, он не мог принять то отсутствие исполнительской дисциплины, которое характерно для епархии, те условия, в которых находится епархиальный архиерей. Когда он видит, понимает, что тот или иной человек не на месте, а сделать ничего не может, потому что заменить его просто некем. По той же причине, я думаю, ему было очень сложно установить отношения с новой властью - он привык к иным людям, к другим порядкам. Это его и выбивало из сил, и укоротило, конечно же, его жизнь.
Но в то же время я думаю, что для Саратовской епархии пребывание здесь владыки Александра было очень важным и плодотворным. Он был уже тяжело болен, не мог далеко ездить, ему было сложно часто служить, но все-таки он создал здесь достаточно крепкий фундамент епархиальной жизни. Когда я прибыл в епархию, я поразился тому, что здесь была создана владыкой четко работающая структура, система управления. Это очень важно, потому что до сих пор далеко не каждая епархия может похвастаться тем же. Что мог сделать в то время владыка Александр - он сделал. И за это Саратовская епархия должна быть ему благодарна.
Многие из учеников, иподиаконов владыки Александра, в свою очередь, стали архиереями, ректорами духовных школ. Разве не удивительно, что каждый из них вспоминает время учебы, общение с владыкой как лучшее время своей жизни? Несмотря на то, что он был строгим, что с ним порой было нелегко - и все же это время было для них, и сейчас они это осознают, лучшим временем жизни и лучшей школой, которую они прошли.
Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин
По книге «Господь - крепость моя»
(издательство Саратовской митрополии, 2013)
Они бывают черные, белые и серые. Их не любят, проклинают, боятся. Их база данных формируется из утечек: банков, силовых ведомств…
В старину их называли мытарями, ныне именуют на английский манер - коллекторами (от английского слова collect - собирать). К ливневой канализации они не имеют никакого отношения.
Профессионалы своего дела, они вынуждают неплательщиков отдать просроченные долги.
Кто идет работать в агентства по сбору долгов? Как психологически выдержать слезы, оскорбления и угрозы клиентов? Как, выбивая задолженность, не переступить грань закона? И чего стоит этот непростой труд? Об этом узнал репортер “МК”, отработав смену с одной из выездных бригад.
Честь дороже прибыли
Просочиться незамеченной в бюро кредитной безопасности не удастся и мыши. Офис охраняют, как секретный объект. На здании нет адресной таблички, на дверях - ни единой вывески.
Мы открыты для общества. Покажем все, что интересует, - говорит генеральный директор Бюро кредитной безопасности “РуссколлектоРа” Илья Фомин. И тут же прячет улыбку в кулак. Оба знаем: все не расскажет, не та контора.
У коллекторов есть доступ к базам данных банков, страховых компаний, центрального адресного бюро, организаций коммунального хозяйства, городской телефонной сети, бюро кредитных историй.
Должники как на ладони. “Но бывает, что не ухватишь!” - признаются коллекторы.
В руки специалистов попадают сплошь “крепкие орешки”, просрочившие выплаты на полгода, а то и на пару лет.
На первом месте среди злостных неплательщиков - граждане, взявшие потребительские кредиты. Высокая просрочка по займам и у тех, кто купил в кредит автомобиль.
Наше бюро как выкупает долги, так и работает по договору, выступая в качестве представителя того или иного коммерческого банка, страховой или лизинговой компании, организации жилищно-коммунального хозяйства, - говорит Илья Фомин. - Во втором случае задолженность остается висеть на балансе заказчика.
Мы же получаем вознаграждение от взысканной суммы - от 12% до 35%.
По признаниям коллекторов, бизнес этот весьма рискованный. В России в цивилизованном виде он существует не более трех лет. И если в Италии на рынке сбора долгов работает около 600 организаций, в Америке - 4,5 тысячи, то в России - не более 100.
Это в 90-е годы долги выбивали “черные” коллекторы - братки с битами. “Убеждали” неплательщиков просто: сжигали машины, подрывали входные двери.
Потом пришло время “серых” коллекторов, которые существовали легально, но действовали на грани закона и преступления.
Теперь на рынке сплошь “белые” специалисты, которые работают в рамках этических норм и действующего законодательства. Частенько в договор, который банк заключает с агентством по сбору долгов, включают пункт об ответственности коллекторов за ущерб репутации банка.
Применять недозволенные методы коллекторам ныне не с руки: честь дороже прибыли.
Мониторинг с мужским лицом
Мы и юристы, и оперативники, и психологи, - говорят коллекторы.
Для взыскания просроченной задолженности в бюро разработан четкий алгоритм.
Как только заказчик передает нам реестр должников, мы рассылаем им уведомления, в которых сообщаем, что такая-то компания передает нашему бюро данную задолженность для взыскания, - делится с нами Илья Фомин. - Подробно рассказываем о последствиях, которые повлечет за собой неуплата долга: если дело дойдет до суда, кроме досрочного погашения кредита придется раскошелиться на пенни, штраф и госпошлину.
Через две недели включается в работу группа мониторинга, которую я сейчас вижу перед собой.
Группа молодых мужчин работает за компьютерами с личными делами должников. Связываются с клиентами просто: щелкают мышью на телефонный номер, указанный в электронной карточке клиента, соединение происходит в момент, когда электронная система распознает человеческий голос, ответивший на звонок.
Предупредив, что разговор записывается, менеджеры выясняют причину неплатежа. У одного должника финансовые сложности, он перешел на менее оплачиваемую работу. Другая немолодая женщина уверяет, что неправильно поняла договор о кредитовании. Третий клиент принципиально не хочет гасить “варварские проценты”. Задача группы мониторинга: разрешить долговые споры на досудебном этапе.
Команда менеджеров трудится в чисто мужском составе.
Работа женщин менее эффективна, они отвлекают на себя много внимания, - уверен генеральный директор.
Требования к коллекторам, которые в штатном расписании именуются “специалистами отдела мониторинга”: высшее гуманитарное образование, порядочность, коммуникабельность. Не менее важен приятный голос, поставленная речь и умение убеждать.
К тем должникам, кто не отвечает на телефонные звонки, выезжает одна из специализированных групп.
В вояж с коллекторским “спецназом” напрашиваюсь и я.
“Никого нет дома”
Наша рабочая лошадка - синяя “девятка”, скрипя покрышками, выкатывает на задание. Мои напарники - Михаил и Антон - ростом со шкаф. Презентабельная внешность имеет в деле сбора долгов важное значение.
Старший в бригаде - Михаил - подполковник в отставке. Служил в ракетных войсках. Пороху понюхал немало.
Его помощник, Антон, бывший спортсмен-дзюдоист, взгляд - цепкий, глянет - как рентгеном просветит.
Это на этапе становления бизнеса, по словам генерального директора Фомина, в выездные бригады набирали работников правоохранительных органов. Но вскоре от этой практики отказались. Оперативники никак не могли усвоить, что работают не в уголовном розыске, а в другой системе. Что перед ними не преступники и давить на них не следует. Сейчас в коллекторы охотно берут военнослужащих и спортсменов. Они четко следуют дисциплине, знают: надо работать так, как работает система.
Первым в нашем графике стоит Брюсов переулок. Читаю карточку должника. Константин Волин три месяца назад взял кредит на покупку дорогущего “Опеля”. Внес два взноса и пропал.
Подъезжаем к нужной высотке. Наметанным взглядом напарники примечают во дворе автомобиль хозяина. Это уже плюс. Нередко коллекторам приходится искать машину должника по его родственникам, знакомым. Если выясняют, что “железного коня” прячут, накладывают арест на автомобиль, отвозят документы в ГАИ, чтобы должник не смог продать машину.
Мы поднимаемся на второй этаж. Звоним, на хриплый отзвук “Кто там?” ребята представляются: “Бюро кредитной безопасности. По вопросу задолженности Волина по автокредиту”. При этом предупреждают, что разговор записывается на диктофон.
За дверью тишина. Товарищ явно ошарашен. После паузы он нам выдает: “Никого нет дома!” И потом скороговоркой: “Я Костин брат, открыть вам не могу, меня закрыли и ушли. Ключа нет”.
Коллекторы просят напомнить родственнику о задолженности и спускаются переговорить с консьержкой. Та, проверив наши документы, недоумевает: “У Кости брат?..” Тут же мы выясняем, что хозяин сегодня еще не спускался.
Напарники улыбаются: “Прямо детский сад!”
Но больше к Волину мы не поднимаемся. Клиент и так получил психологическую встряску. Часто бывает достаточно одного визита коллекторов к должнику, чтобы он начал погашать задолженность.
“Выбить долг, чтобы никто не пострадал, - это целое искусство”, - говорят специалисты. Есть, например, в арсенале у коллекторов такая уловка. Приезжают они к должнику, просят заполнить обязательство, где клиент сам расписывает по месяцам: когда и сколько он будет платить по долгам. Такая бумага большой юридической силы не имеет. А должник помнит: он дал в письменном виде обязательство.
Нередко клиенты “вспоминают” о долге, когда коллекторы наведываются к ним на работу, или наносят визит их родителям, или запрещают выехать на отдых за границу.
Хозяин, грузный мужчина, встречает нас возгласом: “Антихристы пожаловали!”
Инвалид, демонстративно капая в стакан валерьянку, рассказывает свою “кредитную” историю: “В гаражах, где у меня стоит старенькая “Волга”, познакомился с дагестанцами. Те уговорили взять кредит на машину, обещали ее тут же выгодно продать, сулили немалые барыши. А мне не на что было отремонтировать свою “Волгу”. В результате сверкающий “Фольксваген” отбыл в неизвестном направлении, а инвалид - в больницу.
Задолженность по платежам наросла снежным комом.
“Дело Суржикова” передадут в юридический отдел бюро, где специалисты будут готовить исковое заявление в суд.
“Денег нет”!
А мы катим в область. Теперь мы представляем интересы крупной полиграфической компании.
Предприниматель Иванов, прописанный в деревне Песье, полгода назад взял на реализацию партию открыток, с тех пор от него ни слуху ни духу.
Поколесив изрядно по кривым улочкам, мы отыскиваем заколоченную хибару, где по документам должен проживать должник.
Соседи не видели хозяина хибары уже больше пяти лет. Он подался в Тюмень, а там попал в тюрьму.
Кто сумел зарегистрироваться в доме уголовника, будет выяснять следствие.
Коллекторы невозмутимы. На лицах ни капли раздражения. Таких домов-призраков, где прописано по 150-200 человек, они повидали немало.
Сфотографировав мертвое жилище, где на облупленной жестянке едва просматривается адрес, мы возвращаемся в Москву.
На Каширке захватываем судебного пристава. Нина Захаровна очень сердита. На ней висит 400 дел при норме 20. Коллекторы стараются помогать судебным приставам: готовят документы, развозят самолично запросы, получают ответы.
Сегодня у нас совместный визит на Волгоградский проспект к Радику Манукяну. Мы будем выступать в интересах страховой компании. Год назад Манукян въехал на стареньком “Мерседесе” в BMW. Ремонт обошелся в 300 тысяч рублей. Компания, где был застрахован пострадавший, покрыла 120 тысяч ущерба. Оставшиеся 180 тысяч должен был выплатить виновник аварии - Манукян.
Должнику три раза присылали уведомление. На звонки группы мониторинга отвечал дядя Манукяна: “Радик уехал в Ереван”. Состоялся суд, на который ответчик не явился.
Теперь Манукяны принимают целую делегацию: коллекторов, пристава с исполнительным листом, понятых и подъехавшего представителя юридического отдела бюро.
На предложение погасить задолженность дядя изрекает: “Денег нет!” Пристав начинает описывать имущество.
Когда плазменный телевизор, как бывший в употреблении, пристав оценивает в сумму 1000 рублей, сын гор начинает метаться по комнате. С проклятиями в адрес “шайтана” Радика он вытряхивает из заначки требуемую сумму. 180 тысяч рублей мы принимаем по акту.
А сколько бывает “холостых” выездов, когда выясняется, что должник умер и не оставил наследников, или отбывает наказание в местах не столь отдаленных, или кредит оказался оформлен по поддельному паспорту.
Намотав 280 километров, мы возвращаемся в бюро.
У входа стоит новенькая “Дэу Нексия”. Машину только что изъяла у злостного неплательщика пятая выездная бригада.
Обошлось без драки? - спрашиваю у коллекторов.
Ребята смеются. Хозяин “железного коня” бегал, размахивал руками, ругался. Потом стал проклинать себя и свое пристрастие к игровым автоматам, потом расплакался на крыльце, а в довершение позвонил другу, сказал, что сейчас придет к нему с бутылкой. Пригласил и коллекторов “запить горе”.
К подобным сценам специалисты по сбору долгов привыкли. Спокойно пережидают, когда должники выпустят пар, потом, случается, и поговорят по душам. Клиенты понимают, что коллекторы в их бедах не виноваты, они только выполняют свою работу.
Мы взыскали долги с более чем шести с половиной тысяч клиентов, при этом не получили ни одной жалобы, - говорит директор бюро кредитной безопасности Илья Фомин.
Помимо фиксированной заработной платы, которая составляет 26 тысяч рублей, коллекторы получают премиальные от задолженностей, собранных с их участием. О сумме вознаграждений не распространяются.
Светлана РумянцеваИрландский писатель Рафаэль Сабатини устами своего героя - капитана Блада - говорил о том, что главным является долг перед своей совестью и честью, перед самим собой. Чувство долга - нравственное побуждение к поступкам и поведению.
Чувство - переживание, при котором связывается со значимым понятием. Чтобы иметь чувство долга перед семьёй, нужно понимать, что такое семья. Чувства иногда называют «высшими эмоциями»., а эмоции как известно - отражение потребностей организма.
В лабораторных экспериментах крысы получали положительные эмоции, когда через вживлённый в нужную зону мозга электрод проходил заряд тока. Фактически, они были «счастливы». Для человека же подобная ситуация неприемлема, так как счастье зависит от удовлетворения потребностей личности, а не организма. Поэтому человек не может быть счастлив без своих поступков.
Чувство долга — это переживание морального побуждения к деятельности. Также важно, что чувство долга напрямую зависит от присутствующих у человека волевых качеств.
Волевые качества
То «программное обеспечение» нашего мозга, которое заложено воспитанием и самовоспитанием, оказывает на организм чрезвычайно мощное влияние. Волевые качества при мотивации высокими идеалами многократно возрастают. Даже по страхом смерти.
Вот несколько примеров из истории.
1) Чувство долга перед Родиной помогло римскому юноше Гаю Муцию Сцеволе проявить храбрость в угоду своему чувству долга: по легенде вместо осадившего Рим этрусского царя, Ларса Порсенна, Гай Муций убил его писца. Не побоявшись схвативших его слуг царя, Гай Муций объявил, что еще 300 юношей поклялись убить Порсенну, а при угрозе пыток и смерти Гай Муций протянул правую руку и держал ее до того момента, пока она не обуглилась. Как говорится в легенде, пораженный храбростью римлянина этрусский царь Порсенна отпустил юношу и заключил мир с Римом.
2) Герой русского народа - Иван Сусанин - будучи вотчинным старостой, при встрече с польско-литовским отрядом даже под страхом смерти повел врагов в противоположном направлении от царя и его жены. По преданиям, Сусанин был подвергнут пыткам и в итоге жестоко убит, но не выдал информацию о местонахождении Михаила Романова и его жены Марфы.
Но иногда чувство долга напротив, спасает человеку жизнь. Во время полярной зимовки в шестую Антарктическую экспедицию советский врач-хирург Леонид Иванович Рогозов, почувствовав симптомы аппендицита, был вынужден самостоятельно вскрыть себе брюшную полость и удалить воспалившийся аппендикс. Он знал, что если умрёт, экспедиция останется без врача на длительное время, и это замотивировало его сделать эту почти невозможную операцию.
Нравственная сила, мотивация высшими целями превосходит инстинкты, в том числе и якобы самый сильный инстинкт - . Долг перед семьёй заставляет человека идти на нелюбимую, но высокооплачиваемую работу.
Долг и интеллект
У сумчатых животных кенгуру родившийся детёныш донашивается в специальной полости. Вместо неё у человека - . Научные данные свидетельствуют, что мозг человека развился благодаря тем зонам, которые ответственны за возможность делиться пищей. Чтобы выкармливать малышей, самка человека отказывалась от пищи в их пользу. У мужчин эта зона развивалась в качестве «бонусной» и была задействована для развития таких качеств, как любознательность, способность к открытиям с помощью мышления. Появились переживания, характерные для мыслительной деятельности, структура мотивации к познанию. Поэтому можно сказать, интеллектуальные чувства - это побочный продукт чувства ответственности.
Виды долга
Выделяют следующие виды долга:
гражданский;
супружеский;
воинский;
патриотический;
профессиональный;
дружеский;
родительский;
долг детей перед родителями;
религиозный;
исключительно моральный.
Гражданский долг заключается в выполнении норм общественного поведения, законов жизни в обществе, идущих ему на пользу. При наблюдении за совершением преступления человек обязан сообщить об этом в полицию, а если в транспорте перед сидящим молодым человеком стоит пожилая женщина, то он уступает ей место.
Супружеский долг - сохранение верности, учёт мнений и потребностей друг друга, моральная поддержка, справедливое распределение бытовых обязанностей, .
Воинским долгом называют обязанности по защите страны. Она регламентируется как правовыми, таки общественными требованиями. Чувство долга перед Родиной основано на уважение к своей стране и народу, необходимости отстаивать её честь.
Профессиональный долг регламентируется правилами и особенностями профессии. В опасной ситуации пожарный считает своим долгом спасение человека из огня, даже если его никто не осудит за бездействие, а врач может согласиться делать операцию практически безнадёжно больному и небогатому человеку.
Долг друга - поддержка в трудных ситуациях, искренние советы.
Родители должны проявлять заботу о детях, стремиться обеспечить им возможности для развития, защищать их интересы, воспитывать их в качестве достойных членов общества.
Дети должны выполнять требования родителей при взрослении, проявлять о них заботу в зрелом возрасте. Отплатить тем, кто дал нам жизнь и вырастил - одна из самых важных обязанностей.
Религиозный долг - уважение и стремление соблюдать предписания религии. Конкретные проявления его разнятся в зависимости от религии.
Ситуации, в которых виды долга находятся в конфликте, встречаются довольно часто. Например, профессиональный долг полицейского может вступить в конфликт с родительским, если он арестовывает собственного сына. Существуют личности, которые могут идти на самопожертвование ради нравственных ценностей. С моральной точки зрения такие ситуации нужно оценивать в каждом конкретном случае по-своему. Обратная ситуация, когда разные виды долга совпадают, усиливает мотивацию и активное отношение к ситуациям.
Борьба двух «Я»
Чувство долга психология относит к проявлениям СуперЭго (по Фрейду), то есть той части личности, которая ответственна за её направленность. Она находится в конфликте с Ид, составляющей личности, базой которой являются инстинкты и стремление к удовольствию. Происходит борьба мотивов, чувство долга и ответственность конкурируют с бессознательной частью «Я», которая избегает усилий. Значимость цели не только для себя, но и для семьи, друзей, общества устанавливает ценность усилий, направленных на её достижение.
Воспитать чувство долга и ответственности
Заложить основы чувства долга и ответственности нужно в детском и . Особенно важно время закладки социальных инстинктов - моделей поведения, которые доминируют всю оставшуюся жизнь. Проблему перевоспитания подростков, склонных к , оригинальным способом решал знаменитый педагог Макаренко. Он давал воришке деньги на лекарство больного и просил купить лекарство. Моральное давление было так сильно, что подросток выполнял поручение, не поддаваясь соблазну.
На детей нельзя давить, активная жизненная позиция, основанная на , прививается на основе напитывания соответствующей информацией: сказками, произведениями литературы, примерами из жизни, развивающими занятиями. Тогда вместо вопроса: «А почему я?» он, подобно Жанне Д’арк, будет задавать вопрос «Если не я, то кто?».
Критика чувства долга
Конкуренция между разными видами чувства долга может привести к отрицательным результатам в тех сферах жизни, где они проявляются.
Семейная жизнь может рушиться вследствие чрезмерной профессиональной занятости, а дружеский долг противоречить супружескому.
Чрезмерное усердие на работе воспринимается начальством как , приводит к переутомлению и проблемам со здоровьем.
Неправильно понимаемый воинский долг заставляет некоторых мужчин участвовать в братоубийственной гражданской войне, нарушая общечеловеческие нравственные принципы. Вспомните: Павлик Морозов из чувства долга перед идеями революции предал собственного отца.
Некоторые люди считают, что должны существовать подкрепляющие долга аргументы. Например, долг перед Родиной должен быть основан на высоком уровне жизни. По принципу «ты должен, если тебе что-то дали». Несложно заметить, что это мнение недостаточно аргументированно. Такие люди не различают государство и страну, её народ.
Нужно различать чувство долга и нездоровое стремление к самопожертвованию, когда цель не оправдывает средства. Примером такой подмены может служить опека матери над взрослым .
Итог
Психологическая технология достижения целей неразрывно связана с мотивацией. Большую энергию и побуждение к действию дают установки, основанные на достойных убеждениях. Давно замечено, что даже на такое нежелательное и опасное явление, как война, большинство людей идут охотнее, руководствуясь нравственными убеждениями, а не меркантильными соображениями. Жизнь не только для себя, но для кого-то близкого, становится более насыщенной и яркой, приобретает смысл.
Чувство долга невозможно привить насильно, оно должно быть основано на добровольном принятии принципов морали. Для людей, у которых оно развито, характерно активное отношение к жизни. Это чувство естественно для человека, потому что основано на одном из сильнейших инстинктов - инстинкте продолжения рода. Маленькая воробьиха может броситься на большого пса, защищая своего птенца. Человек же способен на большее самопожертвование. Ради спасения другого он может отдать часть своего органа или орган, рискуя своей жизнью, спасать жизнь незнакомого человека, терпеть лишения ради семьи, рисковать жизнью ради Родины.
Исследования успешных людей различных сфер деятельности выявили важную черту характера, объединяющую их все - активное отношение к действительности.
4 апреля 2014, 10:51Классный час
Тема: "Долг. Человек долга"
Классный руководитель:
Уварово -2011
Классный час в 10-м классе. Тема: "Долг. Человек долга"
Классный руководитель:
Добиться осознания понятия «долг» Помочь осознать социальную, практическую и личностную значимость этого понятия Способствовать формированию чувства долга, ответственности перед Родиной, семьей, обществом
Предварительные задания для учащихся при подготовке к классному часу:
- Дать определение лексического значения слова «долг» Ответить на вопросы интервью: Как ты понимаешь слово «долг»? Как ты думаешь, с этим чувством рождаются, или оно воспитывается? Какой долг на сегодня ты исполняешь? Как ты считаешь, чего у человека больше: прав или обязанностей? Представь, что было бы, если было бы наоборот? Назови известные тебе виды долга? Как можно охарактеризовать человека с высоким понятием долга? Считаешь ли ты себя таковым? Почему? Хочется ли тебе иметь друзей, у которых развито чувство долга? Какие чувства, на твой взгляд, может испытывать человек, у которого есть ответственный друг, товарищ? Нужно ли чувство долга в семье? В чем оно проявляется? Продолжи фразу: «Человек долга – это …»
Оформление доски:
Попробуй исполнить свой долг,
И ты узнаешь, что в тебе есть.
Гете
Человек долга – это …
Ход классного часа
Чтение стихотворения М. Львова «Высота»
Комбату приказали в этот день
Взять высоту и к сопкам пристреляться.
Он может умереть на высоте,
Но раньше должен на нее подняться.
И высота была взята,
И знают уцелевшие солдаты –
У каждого есть в жизни высота,
Которую он должен взять когда-то.
А если по дороге мы умрем,
Своею смертью разрывая доты,
То пусть нас похоронят на высотах,
Которые мы все-таки берем.
Объявляется тема классного часа.
Что можно сказать о героях этого лирического произведения, связав их поступки с темой нашего разговора?
Надо ли говорить, что долг перед Отечеством – святыня человека. Надо дорожить этой святыней, как дорожит честный человек добрым именем, честью и достоинством своей семьи. Ведь только там, где есть негасимая любовь к великому и светлому, только там живет ненависть к врагу, готовность отдать жизнь во имя убеждений.
II. Рассказ учащегося
В украинском селе Павлыш после войны жила женщина, у которой сын, муж и брат с первых дней сражались на фронтах. А второй сын, двадцатипятилетний мужчина, отец троих детей, остался в оккупированном селе и стал предателем. Однажды вечером к нему пришла мать. Выпроводив из дому внуков, она положила на стол перед сыном узелок и сказала: «Здесь заряженный пистолет. Дали верные люди. Я выйду из хаты, а ты застрелись… Или убей меня». У фашистского наймита не хватило духу ослушаться матери. Советская Армия освободила украинское село от оккупантов. Женщина получила три извещения о героической смерти: сына, мужа и брата…
III. Слова классного руководителя
Воспитание любви к Родине начинается с материнской школы воспитания чувств. Мать со своей строгостью и несгибаемостью, своей непримиримостью и нетерпимостью ко злу, своим чувством собственного достоинства является нравственным, духовным властелином и повелителем семьи. Нет ничего прекраснее радости матери, склонившейся к младенцу, уснувшему на ее груди.
Нет любви сильнее материнской, нет нежности нежнее ласки и заботы материнской, нет тревоги тревожнее бессонных ночей и несомкнутых глаз материнских. «Если в сердце сыновнем загорится искра в тысячу раз меньше факела материнской любви, то и тогда эта искра будет всю жизнь гореть неугасимым пламенем», - гласит мудрое старинное изречение.
IV. Рассказ учащегося
…В жаркий весенний день вывела гусыня своих маленьких желтеньких гусят на прогулку. Она впервые показывала деткам большой мир. Этот мир был ярким, зеленым, радостным: перед гусятами раскинулся огромный луг… Гусята были счастливы.
Они забыли о матери и стали расходиться по огромному зеленому лугу. Когда жизнь счастливая, когда на душе мир и покой, мать часто оказывается забытой. Тревожным голосом Гусыня стала созывать детей, но все они не слушались. Вдруг надвинулись темные тучи, и на землю упали первые крупные капли дождя. Гусята подумали: мир не такой уж уютный и добрый. И как только они об этом подумали, каждому из них вспомнилась мать. И вдруг каждому из них стала нужна, ой как нужна мать: они подняли маленькие головки и побежали к ней.
А тем временем с неба посыпались крупные градины. Гусята еле успели прибежать к матери, она подняла крылья и прикрыла своих детей. Потому что крылья существуют прежде всего для того, чтобы прикрывать детей, - об этом известно каждой матери, - а потом уж для того, чтобы летать. Под крыльями было тепло и безопасно… Им и в голову не приходило, что крыло имеет две стороны: внутри было и тепло и уютно, а снаружи холодно и опасно.
Гусята слышали как будто бы откуда-то издалека доносившийся грохот грома, вой ветра и стук градин. Им даже стало весело: за материнскими крыльями творится что-то страшное, а они в тепле и уюте.
Потом все утихло. Гусятам хотелось поскорее на зеленый луг, но мать не поднимала крыльев. Маленькие дети Гусыни требовательно запищали: выпускай нас, мама. Да, они не просили, а требовали, потому что если дитя чувствует крепкую, сильную материнскую руку, оно не просит, а требует. Мать тихо подняла крылья. Гусята выбежали на траву. Они увидели, что у матери изранены крылья, вырваны многие перья Гусыня тяжело дышала. Она пыталась расправить крылья и не могла этого сделать. Гусята все это видели, но мир снова стал таким радостным и добрым, солнышко сияло так ярко и ласково, пчелы, жуки, шмели пели так красиво, что гусятам и в голову не пришло спросить: «Мама, что с тобой?» И только один, самый маленький и слабый гусенок подошел к матери и спросил: «Почему у тебя изранены крылья?» Она тихо ответила, как бы стыдясь своей боли: «Все хорошо, сын». Желтенькие гусята рассыпались по траве и мать была счастлива…
V. Слова классного руководителя
Беречь мать – значит заботиться о чистоте источника, из которого ты пил с первого своего дыхания и будешь пить до последнего мгновения своей жизни: ты живешь человеком и смотришь в глаза других людей как человек лишь постольку, поскольку ты навсегда остаешься сыном своей матери.
VI. Чтение учащимся стихотворения Д. Кедрина «Сердце»
Дивчину пытает казак у плетня:
«Когда ж ты, Оксана, полюбишь меня?
Я саблей добуду для крали своей
И светлых цехинов, и звонких рублей!»
Дивчина в ответ, заплетая косу:
«Про то мне ворожка гадала в лесу.
Пророчит она: мне полюбится тот,
Кто матери сердце мне в дар принесет.
Не надо цехинов, не надо рублей,
Дай сердце мне матери старой твоей.
Я пепел его настою на хмелю,
Настоя напьюсь – и тебя полюблю!»
Казак с того дня замолчал, захмурел,
Борща не хлебал, саламаты не ел.
Клинком разрубил он у матери грудь
И с ношей заветной отправился в путь.
В пути у него помутилось в глазах,
Входя на крылечко, споткнулся казак.
И матери сердце, упав на порог,
Спросило его: «Не ушибся, сынок?»
VII. Слова классного руководителя
Не может быть настоящим сыном своего Отечества тот, кто не стал истинным сыном своего отца и матери.
И сыну станет все постыло.
Поймет он, подавляя стон: Обид, что мать ему простила,
Себе простить не сможет он.
Отец и мать, выполнившие свой долг перед Родиной, создают себе живой и нетленный памятник.
От чувства любви и уважения к матери к чувству готовности отдать все свои силы служению Отечеству – это та тропинка, идя по которой человек поднимается на вершину долга.
VIII. Прослушивание в записи заранее взятых интервью у учащихся
Познакомьтесь с мнениями одноклассников по поднятой проблеме и постарайтесь узнать, кому принадлежит интервью. (В конце записи каждого интервью учащийся, дававший ответы на вопросы, продолжает неоконченное предложение, записанное на доске: «Человек долга – это…».)
IX. Вывод
Классный руководитель читает получившееся предложение, выражающее общее мнение учащихся.
Приезжая в Москву, он, как правило, посещает Музей Великой Отечественной войны.
Подолгу останавливается возле Знамени Победы, водруженного над рейхстагом мужественными воинами – сержантом М. Егоровым и младшим сержантом Н. Кантарией. Двадцать дней развевалось оно тогда над разгромленным фашистским логовом, а затем, как самая драгоценная реликвия, было отправлено в Москву. Сейчас находится в музее. И вспоминаются старому солдату при взгляде на этот символ нашей Победы грозовые дни и ночи, нелегкие дороги войны.
Вот и недавно майор КГБ в отставке Александр Васильевич Лешин – работник Львовского производственного объединения «Микроприбор», приехав в Москву, снова побывал в Музее Великой Отечественной войны. Стоял в раздумье возле Знамени Победы, а в памяти, словно кадры кинохроники, возникали эпизоды далеких боевых чекистских будней.
Как и все военные документы, этот приказ Военного совета Сталинградского фронта был строг и лаконичен. Получили его солдаты перед самым боем. И начинался он долгожданными словами: «В наступление, товарищи!»
В приказе, который взволнованно слушал Александр Лешин вместе со своими боевыми друзьями, говорилось:
«Великая честь выпала сегодня нам – идти в сокрушительный бой на проклятого врага. Какой радостной будет для нашего народа каждая весть о нашем наступлении, о нашем продвижении вперед, об освобождении нашей родной земли! Мы сумели отстоять волжскую твердыню – Сталинград, мы сумеем сокрушить и отбросить вражеские полчища далеко от Волги.
Приказываю: войскам Сталинградского фронта перейти в решительное наступление на заклятого врага – немецко-фашистских оккупантов, разгромить их и с честью выполнить свой долг перед Родиной».
Это было в ночь на 20 ноября 1942 года. В строю стояли те, кто мужественно вынес на своих плечах все тяготы обороны волжской твердыни, те, для кого нерушимой заповедью стали слова: «За Волгой – земли нет!» Теперь они без передышки должны снова идти в бой. И они были готовы к этому, хотя стольких товарищей уже потеряли.
Сюда, под Сталинград, лейтенант Лешин прибыл после окончания Ашхабадского военно-пехотного училища, прибыл как раз накануне решающего наступления. А началось оно массированной артподготовкой. Потом в бой вступили танки, пехота. Пока застигнутые врасплох гитлеровцы пришли в себя, наши войска уже прорвали переднюю линию их обороны, но враг все же нашел в себе силы ответить контрударом.
На роту, в которой лейтенант Лешин был заместителем командира, обрушились гитлеровские танки. Если бы они прорвались, то зашли бы в тыл рвущимся вперед войскам. Это прекрасно понимал каждый боец.
Они стояли до конца. Лишь потом Александр осознал, что чудом уцелел в том бою. А вышел он из него уже совсем другим. Не только возмужавшим, но и понявшим цену жизни, смерти, испытавшим силу любви и ненависти, воочию убедившимся в том, что значит для советского человека чувство патриотизма, долга, верности великим идеалам.
Вскоре со Сталинградского фронта молодого воина переводят на Южный. Александр Лешин становится командиром роты особого назначения 5-й ударной армии под командованием генерала Цветаева. Он принимает участие в боях за Ростов, за Донбасс. Особенно памятным в этот период для лейтенанта Лешина стало сражение за высоту Пик, где фашисты сосредоточили внушительные силы, существенно затрудняющие развитие наступления наших войск. На проведение операции генерал Цветаев давал три дня. Однако на партийно-комсомольском собрании роты, в которой, кстати сказать, было 235 бойцов, решили покорить Пик на день раньше. Тот, кто воевал, поймет, сколько жизней должен был спасти этот день, вырванный у ожесточенно обороняющегося врага.
Ночная разведка донесла, что фашисты разместили на высоте несколько десятков артиллерийских и минометных орудий, а у ее подножья соорудили заградительные оцепления из колючей проволоки, вырыли глубокий ров. Одним словом, не собирались фашисты просто так уступать этот жизненно важный для них на данном участке оборонительный рубеж…
На что же надеялся он, молодой командир роты особого назначения, планируя вместе со своими боевыми товарищами на сутки раньше овладеть высотой?
В первую очередь, на мужество воинов, которые были под его командой. Но не только на это. Еще на силу нашего оружия, смекалку ребят, их желание во что бы то ни стало добиться успеха. К тому же, ему не давала покоя мысль о том, как избежать слишком больших потерь. Лейтенант Лешин понимал: необходимо прибегнуть к военной хитрости. Оставив с той стороны, откуда враг предвидел удар, один взвод, он приказал остальным бойцам под покровом ночи пробраться к высоте с тыла.
Командир роты был с теми бойцами, которые, предприняв отвлекающий маневр, первыми бросились на врага. Поверив, что именно отсюда наносится главный удар, гитлеровцы сосредоточили на этом направлении чуть ли не все свои силы. Но наши бойцы, несмотря на шквальный огонь, метр за метром все же продвигались вперед. Обороняющиеся держались из последних сил. И в самый критический момент боя, когда казалось, что атака вот-вот захлебнется, основные силы роты Лешина нанесли удар по фашистам с тыла. Враг дрогнул и обратился в бегство.
В этом бою Александр Васильевич был ранен. И все же он до конца оставался среди сражающихся бойцов, руководил их действиями. Уже потом, в госпитале, врач скажет ему: «Ну, брат, ты и силен. По крайней мере, не меньше двух часов находишься на ногах с раздробленной ступней, и еще вести бой… Молодец!.. Ничего, мы тебя быстренько отремонтируем, еще не только повоюешь, но и танцевать будешь…»
Сентябрь сорок третьего. Снова фронт. Лешин снова командир роты особого назначения. И снова – ранение. Под Васильевкой Запорожской области напоролся на мину… Искалечены ноги, изуродовано лицо…
После госпиталя офицера Александра Лешина послали в Москву на курсы. В январе сорок четвертого – он в Киеве, готовит бойцов 1-му Украинскому фронту. Здесь находит его и первая боевая награда – орден Отечественной войны II степени – за взятие высоты Пик…
Но недоволен офицер: его место в действующей армии, на фронте – твердо убежден Лешин и шлет командованию рапорт за рапортом. В конце концов его просьбу удовлетворяют.
И снова он командир роты особого назначения. В составе тогдашнего 522-го полка 107-й дивизии 1-го Украинского фронта Лешин принимает участие во Львовско-Сандомирской операции, освобождении от гитлеровских захватчиков порабощенного польского народа. День Победы он встречает в Дрездене.
Однако Александр Васильевич решает не оставлять воинской службы. Командование пошло ему навстречу и направило Лешина в органы государственной безопасности.
Сначала был контрольно-пропускной пункт «Брест». А потом, учтя его знания туркменского и персидского языков, начальство перевело Лешина в Ашхабад.
Да, сын куйбышевского рабочего-большевика, он знал эти языки. Василий Никанорович Лешин по зову партии и сердца в 1926 году приехал в Ашхабад помогать молодой республике преодолеть вековую отсталость.
Саша Лешин рос мальчиком пытливым, как и отец – трудолюбивым. Его интересовало буквально все. Не мудрено, что, кроме туркменского, успешно осилил и персидский язык – заинтересовала парня культура древнего народа, решил философские фолианты древних персов проштудировать в оригинале. Кончил техникум, собирался в институт, однако помешала война. Семнадцатилетний юноша послал письмо К. Е. Ворошилову с просьбой взять его на фронт. В конце концов Александра зачисляют курсантом Ашхабадского военно-пехотного училища…
И вот он снова в Ашхабаде. Ходит живописными улицами, радуется щедрому южному солнцу, интересному назначению. Грустит, что нету родителей: навсегда отошли они. Василий Никанорович умер в сороковом. Мать, Татьяна Петровна, – в декабре сорок второго.
Итак, Туркменистан. Только что он был в управлении, встречался со старыми, опытными чекистами, с уважением слушал их напутственные слова.
– Ответственность берете на себя очень большую, – говорил ему Яков Артемович Федоренко, человек, который работал в ВЧК еще тогда, когда возглавлял ее Ф. Э. Дзержинский. – Помните, что слово «чекист» воплощает в себе первозданную чистоту, которую вложили в нее Владимир Ильич Ленин и Феликс Эдмундович Дзержинский. Не запятнайте его. Будьте верны нашим традициям, ленинским идеалам, нашему государству и народу. Ибо вы призваны быть их защитниками…
– Мы разбили коварного и сильного врага. Для советских людей наступили мирные дни. Но только не для нас, чекистов, – предупреждал Костин Александр Дмитриевич…
– Да, в нашей работе много опасностей, приходится не раз выходить на вооруженного врага, – присоединился к беседе еще один опытный чекист Флоред Давидович Цебескверадзе. – Но вместе с холодным умом, железной волей, непоколебимой стойкостью мы обязаны еще обладать чутким, добрым, отзывчивым сердцем. Мы всегда должны быть готовы помочь человеку. И никогда нельзя забывать, что цена даже малейшей нашей ошибки слишком высока…
Такой вот получился у них разговор. Искренний, доброжелательный, поучительный. А. В. Лешин был рад ему. Сердцем понял, что люди, с которыми ему предстоит работать, – настоящие коммунисты. Они никогда не подведут, в трудную минуту поддержат, помогут. Вот с кого он должен лепить свой характер, брать пример. Но не копировать их жизнь, а строить свою…
И вот первое задание. Лешину поручают разоблачить коварного и опытного врага, занимающегося среди ашхабадцев подрывной пропагандой, сеющего сомнения, упаднические настроения, пытающегося отравить молодые души. Действовал он под кличкой Старик осторожно, так, что у чекистов не было почти никаких улик против него. Нужны были веские доказательства, чтобы добыть их, не спугнув врага. Лешин решил проникнуть в его окружение. Руководство одобрило эту идею.
Александр Васильевич так тонко повел «игру», что не только вышел на Старика, не вызвав при этом у него никаких подозрений, но и сумел завоевать его доверие, попасть в число особо приближенных.
Наконец Лешин выяснил, где, когда и с кем проводит «занятия» Старик, сея зерна ненависти к Советской власти. Вот только никак не удавалось установить, где прячет он идеологически вредную литературу, которой широко пользуется во время своих «лекций». Дело в том, что Старик был очень осторожен.
Ни разу никому из своих слушателей не разрешил он даже подержать в руках эту вражескую стряпню. И тогда чекисты решили провести обыск в доме Старика, который жил, а это тоже установил Лешин, на окраине Ашхабада.
Получив санкцию прокурора, они в присутствии понятых тщательно осмотрели подворье, жилище Старика, но ничего подозрительного так и не обнаружили. Неужели так и придется уходить с пустыми руками?
Уже когда они направились к калитке, Лешин вдруг вспомнил: в саду есть умывальник, но воды в нем почему-то нет. Да и вообще ему никогда раньше не приходилось видеть, чтобы кто-то мыл там руки. Может быть, тайник под ним?
Так оно и оказалось. Благодаря смекалке, наблюдательности Александра Васильевича был изобличен коварный и опасный враг.
Вспомните начало пятидесятых годов. Американский и английский империализм развивал против Советского государства «холодную войну». Сколько агентов капиталистических разведок, диверсантов со всех сторон устремились тогда в нашу страну. Но бдительно стояли, как и стоят, на страже наших священных рубежей советские пограничники.
Был тогда среди них и А. В. Лешин.
– С 1958 года я служил офицером на советско-афгано-иранской границе, – рассказывает Александр Васильевич. – В то время на этом стыке границ была для пограничников самая горячая точка. Ведь в Афганистане и в Иране при власти стояли силы, которые не противились использованию территории их страны для антисоветских провокаций. Вот и засылало Центральное разведывательное управление отсюда своих лазутчиков.
Из Центра передали: есть вероятность, что будет предпринята попытка перехода границы бывшим вражеским агентом, который только что вышел из мест заключения, где отбывал наказание за враждебную деятельность.
Конечно же, в первую очередь необходимо было усилить бдительность, а также перекрыть возможные пути подхода к границе. Лешин решил установить наблюдение за мостом через Каракумский канал, «встретить» здесь подозреваемого и, «проводив» его до границы, задержать при первой же попытке ее нарушения.
Через несколько дней поступило новое сообщение: подозреваемый «вынырнул» в Чарджоу – областном центре, уже невдалеке от государственной границы.
Лешин убедился в правильности своего расчета. Все шло так, как он и предвидел: нарушитель двигается по направлению к мосту.
Прошел один день, второй… А подозреваемый как в воду канул… За подсчетами Лешина, он уже должен был выйти к мосту.
Ждали еще два дня. Безрезультатно.
Может быть, он уже преодолел канал в другом месте? Но Александр Васильевич тут же отбросил это предположение. Ведь ширина канала – почти полторы сотни метров, плюс быстрое течение. Только первоклассный, хорошо тренированный пловец мог решиться на то, чтобы самостоятельно добраться к противоположному берегу. Согласно же характеристике, полученной на предполагаемого нарушителя, явствовало, что в физическом отношении это человек средних возможностей.
Что же делать? Кое-кто из офицеров уже не прочь был снять усиленные наряды и на канале, и на границе. Но офицер А. В. Лешин категорически возражал против этого. Наоборот. Не ослабляя наблюдения за мостом, он еще больше усилил наряды в местах вероятного появления лазутчика. Одним из таких нарядов нарушитель и был взят. Но как же ему удалось незамеченным пройти мост?
– А он и не проходил там, – улыбается Александр Васильевич.
– Как же так? – удивляюсь. – Сами же говорили, что нужно обязательно было перейти мост, чтобы продолжить путь к границе. Разве он не перешел на тот берег канала?
– Не перешел, а переплыл, – поправляет А. В. Лешин. – Преступник оказался далеко не таким хлипким, как информировали нас из Центра. В Чарджоу он понял, что за ним следят. Поэтому решил добираться до границы пешком, окольными путями. Двести двадцать километров прошел по пустыне, причем шел только ночью. Через Каракумский канал перебрался вплавь. Когда его задержали, при нем были обнаружены данные стратегического значения, собранные во время поездок по стране, предпринятых уже после освобождения из заключения. Они предназначались для передачи в ЦРУ. Таким образом, уже однажды провалившийся агент надеялся вернуть себе расположение хозяев. Но замыслам предателя не суждено было осуществиться. Впрочем, как и замыслам многих других врагов социалистической Отчизны, обезвреженных чекистами и пограничниками.
В 1964 году Александр Васильевич снова в Бресте, в городе, где начиналась его чекистская деятельность. Он получил назначение на должность офицера контрольно-пропускного пункта «Брест».
Люди старшего поколения, наверное, еще помнят, как в то время здесь был задержан изменник Родины Петровский. Об этом много писали центральные газеты. Но тогда журналисты не назвали фамилий тех чекистов, которые приняли активное участие в разоблачении оборотня. Что же, наверное, так было надо. Сегодня хочу назвать одного из них – майора КГБ А. В. Лешина.
– Он отказался от своей Отчизны, предал ее, – рассказывает Александр Васильевич. – Выехал на постоянное жительство в Федеративную Республику Германию. В Мюнхене был завербован западногерманской разведкой. И вот после двух лет пребывания за рубежом предатель вдруг начал «беспокоиться» судьбой родного брата, который проживал в Латвии. Наше гуманное правительство выдало ему частную визу, и он прибыл в СССР. Но, как выяснилось, больше всего интересовали его объекты военного значения. Он также пытался завербовать своего брата, который, к чести, отказался. Вы бы видели, как жалок и перепуган был этот отщепенец, когда мы его арестовали…
С июля 1969 года Александр Васильевич работает на Львовщине. И здесь он бдительно нес службу, выполняя ответственные задания, участвуя в сложных и опасных операциях.
Несколько лет тому он вышел в отставку. Живет во Львове. Как и город, где он родился, – Куйбышев, как и Ашхабад, где прошла его юность, так и Львов стал для него родным. Ибо здесь живут его друзья, соратники, здесь он служил, честно выполняя свой долг, охраняя его, как и всю страну, от врагов.
Майор в отставке… Нет, не в отставке Александр Васильевич Лешин. Сполна отдает он обществу, людям свои знания, приобретенные в Минском госуниверситете, Высшей партийной школе при ЦК Компартии Белоруссии. Ведет активную общественную работу, являясь членом совета ветеранов КГБ по Львовской области. Часто встречается с молодежью, и не только родного производственного объединения «Микроприбор», а и многих других предприятий. Внимательно слушают ветерана юноши и девушки. Поучительна его жизнь, с которой можно брать надлежащий пример. Пример верности долгу, присяге, Родине, любви к людям.
Приезжая в Москву, он всегда посещает Музей Великой Отечественной войны. Подолгу останавливается возле Знамени Победы. Вспоминает солдат суровые дни и ночи, жизнь свою вспоминает, друзей… И проплывают в памяти события, годы. Как бурная река проплывают. Волна за волной, волна за волной… Не сосчитать, не запомнить всех, в один мйг не осмыслить. Но все они живут в сердце ветерана…
Посетив столицу, обязательно побывайте в Музее Великой Отечественной. Может быть, вам и удастся случайно встретить там этого человека высокого долга.
Статьи по теме
